Пуля для певца
Шрифт:
Прошло уже почти пять лет, а этот кадр появлялся на экранах снова и снова. Диктор за кадром говорил что-то на непонятном африканском языке, а кадры катастрофы тем временем сменились самодовольной полуулыбкой Бен Ладена, который, благодушно глядя в объектив любительской камеры, благостно молчал.
Роман стоял у окна с бутылкой в руке и смотрел, как распухшее красное солнце быстро опускается в Индийский океан. Закончился еще один день блаженного ничегонеделания, которое, говоря по правде, уже начинало тяготить его. Роман чувствовал себя, как наркоман,
А в жизни — не дай бог!
Роман вздохнул и, почувствовав на спине взгляд, повернулся к тахте.
— Что, Роман, грустные мысли одолевают? — спросила Лиза, живописно расположившая на валиках красивое загорелое тело.
Они только что в очередной раз использовали их по прямому назначению, и теперь Лиза, которую африканская жара превратила в ненасытную сексуальную партнершу, на некоторое время угомонилась.
— Я бы не сказал, что они особенно грустные, — ответил Роман, — просто мне интересно, когда все это безобразие кончится.
— Ты имеешь в виду человеческую цивилизацию? — невинным голосом поинтересовалась Лиза.
— Фи! — вяло отозвался Роман.
Лиза потянулась, закинув руки за голову, зевнула и сказала:
— Я слабая и глупая женщина.
— Совершенно справедливо, — с готовностью подтвердил Роман.
Лиза недовольно посмотрела на него и угрожающе повторила:
— Я слабая и глупая женщина, и я хочу покоя. Мне уже надоело, что ты, вместо того чтобы заниматься музыкой и любить меня, постоянно влезаешь в какие-то опасные э-э-э… заморочки. Идиотское слово, но другое искать лень. Я тебя люблю, а ты этого совершенно не ценишь.
— Я не ценю? — удивился Роман. — А кто же тогда ценит, если не я?
— А никто не ценит. Я вот тут подумала: знаешь, на что это все похоже?
— Пока не знаю.
— А вот я тебе сейчас и объясню. Ты похож на клиента психиатрической клиники, у которого тяжелый случай помешательства. И помешательство это выражается в том, что он хочет покончить с собой наиболее дорогим и сложным способом, причем ему обязательно нужно, чтобы в этом участвовало как можно больше людей и было как можно больше зрителей. Что, не так?
— Ну, это ты, голубушка, загнула…
— Ничего подобного. А я, старая несчастная женщина — попросту медсестра, которая не спускает глаз с этого буйного пациента и постоянно то стаскивает его с подоконника, то отнимает опасную бритву, то перерезает веревку, которую он уже приспособил на крюке для люстры.
— Это кто медсестра — ты, что ли?
— А кто же еще? И я же твой лечащий врач.
— Ну-ну…
— Вот тебе и ну-ну! А ты подумай о больных и голодных детях Африки, которые гибнут в железных клещах апартеида, еще там о всяких несчастных… Может быть, тебе просто
— Ага! В благотворительный фонд… Как же, как же! Это ты хочешь, чтобы я накормил какого-нибудь подонка, который этим фондом распоряжается? Увольте. А насчет голодных африканских детей, то это их проблемы. Они там плодятся, как крысы, и это для них норма. И жизненные ценности у них свои, отличные от наших. Так что не надо про бедных и несчастных. Ты мне еще посоветуй бомжам помогать.
— Не хочешь бомжам — отдай мне. А сам — в море. А?
— Слушай, Лиза, что это тебя сегодня так разбирает?
Она вздохнула и сказала совсем другим тоном:
— Да я и сама не знаю… Наверное, заскучала без российских аттракционов.
— Точно! У меня то же самое.
— О-о-о! Это уже плохо. Если мы оба затосковали по нашим обычным развлечениям, это уже опасно. Но у меня есть идея. Сейчас я ее тебе расскажу, но если ты засмеешься, то я дождусь, пока ты уснешь, и перепилю тебе горло тупым волнистым ножом для хлеба.
— А я буду спать в катере.
— Не поможет. Ладно, слушай… Только ляг, пожалуйста, рядом со мной.
— Так у тебя вот какая идея… А я-то думал…
— Дурак! Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме койки?
Роман погладил ее по голове и спросил:
— А ты знаешь, почему все романы о любви заканчиваются свадьбой? Ну, естественно, не те, где в конце «короче, все умерли»?
Лиза промолчала.
Наверняка она знала ответ, но не хотела произносить его вслух, потому что ее женская сущность приказывала ей: вот твой мужик, захвати его и владей. И она, конечно, хотела захватить Романа и владеть им. Но, будучи все-таки чем-то большим, чем обычная говорящая самка, она понимала, что это невозможно. Не такой Роман парень, чтобы похоронить себя в уютном семейном склепе.
Не дождавшись ответа, Роман со вздохом сказал:
— А потому эти романы заканчиваются так, что там дальше ничего нет. И вся любовь. Так что давай-ка оставим все как есть. Мы вместе? Вместе. Я бегу от тебя? Не бегу. Я предпочитаю тебе другую женщину? Тоже нет.
— Попробовал бы ты предпочесть другую! — Лиза резко села, толкнув Романа руками в бок. — Она бы и дня не прожила. Не веришь?
Роман засмеялся и ответил:
— Вот в это я как раз верю. И ни минуты не сомневаюсь.
— То-то же!
Лиза снова устроилась рядом, положив голову ему на грудь.
— А знаешь… Я ведь хотела предложить тебе бросить все и зажить спокойно где-нибудь на Гаити… Или на Таити… В общем, там, где этот был… Ван-Гог? Или Гоген? Черт их разберет! В общем, хотела я простого женского счастья, а ты, глупый певец уголовной романтики, только и думаешь, в какое дерь… куда бы встрять. Вот свернешь ты себе шею — не буду тебя хоронить, как положено. Куплю себе виллу на Гавайях, а твою талантливую голову надену на высокий кол при въезде, чтобы издалека видно было. Так и знай.