Пункт проката
Шрифт:
Так вот, хозяин подвальчика, куда забросила меня судьба отпускника-путешественника, жутко напоминал нашего Измаила, но без усов. Путем несложных умозаключений нетрудно догадаться, на кого он в конечном итоге был похож.
Итак, бармен (про себя я сразу окрестил его Уинстоном) встал за стойку и обвел полутемный зал хозяйским взглядом. Чувствовалось, что он здесь не последняя сошка.
– Так что же будем брать?
– повторила официантка.
Я поднял голову и жалобно посмотрел на нее.
– Извините, а стаканчика чаю у вас не найдется?..
Официантка
Предстояло обдумать главное: где искать пропавший корабль. Кун объяснил, что его следы можно найти в одном-единственном месте - Городском управлении по экономии (сокращенно: Горэкономупре). Учреждение это представляло собой филиал Центрального отдела Главного эконома, могущественного ведомства, крайне усилившегося в последнее время на планете Большие Глухари.
Простому смертному попасть на прием в Горэкономупр было практически невозможно. Оставался обходной путь: через друзей Куна выйти на одного из сотрудников и попытаться что-то разузнать. Этот путь теперь был отрезан. Кроме злосчастного Брамса, у Александра Куна не оставалось проверенных друзей, не сэкономленных за последние месяцы. Значит, мне предстояло действовать самостоятельно...
"Возвращаться за город не буду, - решил я.
– Переночую где-нибудь в тихом дворике, а наутро прямо пойду в этот чертов Горэкономупр. Будь что будет!"
Музыка смолкла. Зажегся безжалостный верхний свет, и мигом рассеялось интимное очарование подвальчика. Я сидел один в пустом бедноватом зале. Сразу стало видно, что столики-грибки обиты дешевым кожзаменителем, протертым до серой основы локтями и коленями клиентов.
Подошла официантка. При ее приближении тритон в аквариуме испуганно юркнул подальше в гущу водорослей. Пучеглазые золотые рыбки раздували жабры - судорожно, словно страдали астмой от ожирения.
Официантка сверилась с блокнотиком.
– Сколько с меня, девушка?
– Двадцать восемь!
Чего именно "двадцать восемь" она, естественно, уточнить не удосужилась. Проклиная про себя Куна, забывшего сообщить название местных денег, я полез в карман за медяками.
Официантка надменно смотрела поверх моих пылающих ушей. Бармен бросил перетирать стаканы и повернулся в нашу сторону...
Я протянул на ладони кучку меди. Губы официантки сделались еще тоньше.
– Здесь двадцать три. А вы должны двадцать восемь. Еще пятак!
– У меня больше нет...
– пробормотал я сконфуженно.
– Меня не касается. Здесь не на паперти. Платите!
Уинстон неспешно приближался к столику. На лице у него светилась улыбка предвкушаемого удовольствия. Не хватало еще, чтобы напоследок меня побили в забегаловке...
– Ну нету у меня больше денег! Откуда я знал, что чашка чаю стоит целых двадцать восемь этих ваших... Я завтра занесу!
Последние слова я произнес, уже вися в воздухе. Бармен удивительно ловко сгреб меня за шиворот
Бармен, по-прежнему держа меня за шкирку, выдернул из внутреннего кармана бумажник и ткнул мне в лицо. Уверен, подлинный Черчилль так никогда не поступил бы.
– А это что?
– Там не то... Не такие деньги...
– Козел, - сказала официантка.
– Ах, не те-е-е...
– Уинстон легонько встряхнул меня в воздухе.
– Ах, у тебя там валюта...
– Говорю, он козел! Я сразу поняла.
– Ну-ка, глянь, чего там у него...
Бармен с интересом изучал мое лицо, как бы размышляя, куда вдарить сперва, а куда опосля. Нет, точно, Черчилль, хоть и был рок-певцом, никогда бы так себя не повел.
– Чего копаешься? Что там?
– Ой, - сказала официантка.
Я почувствовал, как плавно опускаюсь обратно на стул. Терять все равно было нечего, и я допил свой чай.
Если верно, что у каждого человека в мозгу есть компьютер, то у бармена был арифмометр. Во-первых, он думал очень долго, а во-вторых, с большим шумом. Он сопел, причмокивал, хмыкал, потом затихал на секунду... И все это при виде обыкновенных семнадцати рублей - двумя трешками, десяткой и рублем.
Переживания бармена завершились сиплым возгласом:
– С-скатерть! С-скорее!
С того знаменательного момента память моя обогатилась еще одним фактом. Теперь я знаю, как шипят перед смертью большие королевские кобры, - именно так.
В течение последующих пяти секунд произошло много событий - и все приятные. На столе мигом развернулась кружевная скатерть, замерцал хрусталь, явились взору закуски, поросенок с петрушкой во рту улыбнулся из-за коньячных бутылок, хлопнула пробка, сверкающая пена обрушилась в бокал...
Физиологи утверждают, что человек не может по своей воле стать меньше ростом раза в три. Бармен смог. Рядом с собою я увидел невысокого человека, лицо которого выражало одновременно: преданность, обожание, восторг, сознание своего ничтожества, самоотречение, готовность сию минуту пожертвовать своей жизнью и жизнью всех без исключения родственников и, наконец, умиление - такое умиление, какого я никогда в жизни не видел и не увижу, вероятно, до самой смерти.
Но я не смотрел на преданного Уинстона. Мое внимание было полностью поглощено официанткой. Боже мой, что с нею стало!
"Девушка, - думал я в ошеломлении, - куда девались ваши злющие губы-ниточки, беспощадный носик, буравчики-глаза? А хлебосольное "козел"?.. Милая девушка, где прятали вы раньше эти мягонькие ямочки, эти стыдливые мохнатые ресницы, робкую грудь? Ах, оставьте, оставьте убогий притон, ступайте туда, где единственно место вам - в царство грез и сновидений, являйтесь мечтателям, юношам-принцам, безусым поэтам, овевайте их томительные сны дыханием чистой, великой Любви..."