Пунктирная линия (журнальный вариант)

Высоцкий Сергей Александрович

— А какие же у вас с Дмитрием Алексеевичем тайны?

— Это дело чрез-вы-чайное! И лучше бы вы Дмитрия у себя подольше подержали. Не то его могут убить. Только не думайте, что я головой повредилась. У них на службе не все в порядке. Жуликов много. Воруют...

— Что могут экскурсоводы украсть? — удивился Корнилов.

— Очень даже многое! Представьте себе — приезжает группа в Москву. Экскурсантов человек сорок. Во главе групповод. Из этих сорока человек пять-шесть имеют в Москве друзей или родственников. То на обед в гостиницу не придут, то на ужин. То сутки отсутствуют и даже ночевать не являются. А групповод

и покормить кого-нибудь может, и на сутки поселить в гостинице. За денежки, конечно, — она говорила быстро, воодушевленно. Ее большие глаза блестели. — А иногда бывает и такое: в путевке сказано, что проживание в гостинице люкс, а селят при колхозном рынке. Разницу куда? Туристу? Нетушки! Себе в карман. Вот Митя и написал директору большое письмо о безобразиях. Сказал, что, если меры не примут, выступит на собрании. От директора пока ни слуху ни духу, а Дмитрию уже пригрозили. Сказали: «Найдем на тебя управу». Вот и нашли.

— Что вы имеете в виду?

— Деньги! Как вы не понимаете! Это же они подсунули.

— Сто тысяч?!

— Что для них эти тысячи! — Она посмотрела на Корнилова с каким-то веселым задором.

— Я должен вас сразу же разочаровать — мы знаем, кому принадлежат деньги. Но я поговорю с Дмитрием Алексеевичем.

— Дмитрий вам не сказал про свою контору?! — Казалось, женщина и слышать не желает о том, кому на самом деле принадлежали деньги. — Это вполне в его духе. Молчун. Вы знаете, что его отец погиб в сорок втором?

— Знаю.

— Безвинно погиб. По ложному доносу. — Корнилов насторожился. — Дмитрий уже несколько лет хлопочет, чтобы отца реабилитировали, а матери и словом не обмолвился. Я у него признание клещами вытащила. Чувствовала — носит что-то в себе, скрывает. А у меня интуиция знаете как развита?! — Елизавета Станиславовна рассмеялась.

— И ваш племянник знает, кто писал ложный донос?

— Ну откуда ему это знать! В прокуратуре сказали, что «сигнал» о левых талонах поступил анонимный, но факты подтвердились. И оснований для пересмотра дела нет. Но мы-то все знаем, что Алексей бы с голоду умер, а бесчестный поступок не совершил.

Она откинула голову на подушку и замолчала, разглядывая Корнилова. Совсем как ее сестра. Только взгляд у нее был пронзительный до жути. На лице Елизаветы Станиславовны появились бисеринки пота — чувствовалось, что разговор ее утомил.

Один вопрос не давал Корнилову покоя с момента прихода в этот дом, и он, наконец, решился его задать:

— Елизавета Станиславовна, а почему у вашего племянника нет своей семьи?

— Да потому, что две старухи сидят у него на шее. Какой третьей женщине захочется въехать в наш дом! — Она засмеялась, но тут же прервала свой смех. — Да нет, я шучу. Такая женщина у него есть. И милая, и добрая, и образованная, и Дмитрия любит, да у нее у самой папа восьмидесятилетний к постели прикован. Вроде меня — никак умереть не может. А годы идут, идут...

Корнилов поднялся.

— И прошу вас — поосторожнее с ворами из экскурсионного бюро. Как бы они Дмитрию не навредили.

16

— К сожалению, у Бабушкина полное алиби, — доложил утром оперуполномоченный Филин. В серой, красиво выстроченной рубашке и в вельветовых джинсах, он напоминал полковнику десятиклассника. Впрочем, Филин всегда был похож на мальчишку из-за

ярко-рыжей копны непокорных волос.

— И глубокое у тебя сожаление? — поинтересовался Корнилов, который никак не мог простить себе, что, поддавшись внезапному порыву, подал вчера Наталье Станиславовне надежду на скорую встречу с сыном.

— Не очень, товарищ полковник. Но все же досадно: еще вчера думал — здорово мы дело раскрутили, а сегодня...

— Что же за алиби ты раскопал?

— Ездил Дмитрий Алексеевич «на природу». Не соврал. Пять свидетелей подтвердили, что все время — с вечера субботы до утра понедельника — был он с ними. Не отлучался ни на час.

Корнилов почему-то подумал о больной тетке Бабушкина из нелепой трехугольной комнаты. Про ее слова о «Митькиных тайнах». О просьбе «подержать» племянника подольше.

— Ко мне пришла Александра Васильевна Яковлева, — сказал Филин. — Ну, женщина Бабушкина. Может быть, вы захотите с ней поговорить?

— Слышал о ней. Приглашай.

— Мне сказали, что Дмитрия Алексеевича теперь отпустят? — спросила Яковлева, когда полковник усадил ее в кресло и сам сел напротив. Была она миловидна и женственна. Но в годах. «Лет сорок, не меньше, — подумал Корнилов. — И за собой следит. Молодец».

— Да. Сегодня же. Принесем извинения и отпустим.

— Никакими извинениями не залечишь обиду. Когда арестовывают невиновного человека — это трагедия.

— Бабушкина не арестовывали, а задержали.

— Какая разница! Эти юридические тонкости понятны только юристам.

— Александра Васильевна, поставьте себя на наше место: рядом с квартирой Бабушкина находят труп, в квартире — почти сто тысяч рублей, принадлежащих убитому. И нам становится известно, что у Дмитрия Алексеевича были серьезные причины ненавидеть убитого!

— Какие?

— Вам ничего не рассказал капитан Филин?

— Капитан? — Она улыбнулась. — Этот рыжий юноша капитан? Он ничего не сказал. Значит, Дима знал убитого?

— Да. — Корнилов рассказал ей о Романычеве. Он и пригласил Яковлеву к себе ради этого. Надеялся, что от Александры Васильевны узнает какие-нибудь подробности о судьбе Бабушкина-старшего.

— Дима говорил о любознательном деде, который ездит с ним на экскурсии... — Она замолчала, вспоминая, что еще слышала от Бабушкина. — Но он ни разу не связал этого деда с отцом. Убеждена, даже имени его не знал. Правда. У нас друг от друга секретов нет. Но, если бы Дима понимал, кто перед ним, он никогда бы не стал марать руки. А взять деньги!? Вы его совсем не знаете!

— Откуда же, только вчера познакомились.

Женщине почудилась в его словах насмешка, и она посмотрела на полковника с укоризной.

— Не сердитесь, — виновато улыбнулся Игорь Васильевич, — нет-нет, да и прорвется милицейский юмор.

— Что вы, что вы! — горячо, даже слишком горячо, запротестовала Александра Васильевна. — У вас, и правда, не было времени поближе познакомиться с Димой.

— Вы уверены, что Дмитрий Алексеевич не стал бы мстить? Наверное, я не то слово употребил, слишком старомодное? Но ведь это по-человечески так понятно! — Заметив, что Яковлева собирается возразить, полковник уточнил: — Я не про убийство говорю, но уж пощечину-то публичную заслужил этот подонок! — Он досадливо поморщился: «Какая пощечина! Капитон погубил невиновного!»