Пушка 'Братство'

Шаброль Жан-Пьер

Когда зажгли свечи, я увидел, что Жюрель лежит на полу, туго связанный веревками. Он хныкал и приговаривал своим прежним, добродушным голоском:

– - Hy-ну, ребятки! Что случилось? Флоран, объясни же своим дружкам...

– - Долго же ты возился!
– - проворчала Марта.

– - Думаешь, легко было?

– - Знает он, где Флуранс?

– - Знает, знает!

– - Ведь ты же мне сам сказал,-- возмутился мой приятель.

– - Как, по-твоему, успел он сообщить или нет?
– - приступала ко мне наша смугляночка, не обращая ни малейшего внимания на вопли Жюреля,

уверявшего, что я-де лучший шпион господина Kpесона.

– - Боюсь, что успел кое-что передать. И я вкратце рассказал о разговоре, происшедшем y окна таверны Денуайе.

– - Больше он ничего не знает?

– - Знает. Пришлось ему показать записки Флуранса, где перечислены имена и все такое прочее!

– - Тем хуже для него!

– - Что ты имеешь в виду?

– - Да ничего, Флоран. Иди запрягай Бижу.

– - Ведь нужно еще Флуранса предупредить!

– - Давным-давно предупредили. Он уже далеко.

– - Все равно шпики могут нагрянуть!

– - Сразу не нагрянут, они в Бельвиль поодиночке боятся HOC показать. A может, и вовсе не придут.

– - Положим!

– - Есть y нас одно средство их отпугнуть. A тем временем наш лленник перешел от стенаний к обороне.

– - Я чуял, что тут нечисто... Слишком уж все хорошо получалось! A ты, змееныш проклятый, обдурил меня совсем, когда плату потребовал. Ox, видать, старею я...

Тут вошли Жюль и Пассалас. И cpasy же поднесли фонарь к толстому носу Жюреля.

– - Смотри-ка, такого не знаем,-- ворчали они.-- Одно ясно -- старый доносчик. Света, видите ли, боитсяl Такие на Иерусалимской улице никогда не показываются. И это самая сволочь и есть...

Мой кузен и его дружок от злости себя не помнили, что так промахнулись. A так как в эту самую минуту запищал младенчик y Фаллей, Пассалас ударил шпика ногой в тяжелую челюсть:

– - Получай, это тебе от вашего пискуна! Хльшула кровь.

– - Это вам дорого обойдется, я сам лично прослежу, чтобы вы по заслугам получили!
– - проревел окровавленный рот.

Четыре огромные тени возникли на пороге мастерской.

– - A ну-ка чешите отсюда, ребята! Фалль, Чесноков, Каменский и Пальятти.

– - A ты, Марта, задержись на минуточку,-- сказал литейщик.

Четверо новоприбывших двигались в свете свечей. Уходя, мы слышали вопли Жюреля:

– - Не оставляйте меня, детки! Только не оставляйте. Они... Они меня убьют!
– - Он катался по земле, корчился, как сосиска на раскаленной сковородке, в уголках рта y него появилась пена, и вся его толстая физиономия была перепачкана пылью и кровью.

Два-три вскрика, разделенные долгими паузами, долетели до моего слуха, когда я запрягал нашего старикана Вижу. Пушка "Братство" в потемках тянула к небу свою морду, огромную, львиную. Все ставни закрыты, тупик спал прямо с каким-то ожесточением. Даже младенец y Фаллей и тот затих. Марта оставалась после нас в слесарной еще минуты три. Выйдя, она кликнула Пружинного Чуба и Торопыгу, велела им раздобыть тюфяки.

Я запряг Бижу и отошел к братьям Родюк, стояв

шим на карауле в дальнем углу улицы. Прошло немало времени, прежде чем Пальятти нас кликнул.

На

повозку погрузили два тюфяка. Пришлось долго ee осаживать и разворачивать, чего Бижу терпеть не может, чтобы проехать по узкому проходу, так как путь теперь преграждала пушка "Братство".

К неосвещенным улицам лип густой туман. Я вел под уздцы Бижу, a на шаг впереди меня шла в одиночестве Марта.

– - Флоран, придется тебе тоже прятаться. Ведь тот, второй грязнорылый, видал в таверне, что ты с ним говорил...

Жюль и Пассалас успели пробежатьбумагишпика. Наконец-то они установили его личность и немало этим гордились. Жюрель в действительности оказался Фассереном, одним из самых опасных агентов-осведомителей императорской полиции. Специальность y него была тонкая: втираться в ряды революционеров, подстрекать их, подбивать на заговоры, a потом выдавать заговорщиков. Вместе со своим коллегой, агентом Перрену, они затеяли знаменитую заваруху, приведшую 7 февраля прошлого года к делу о газете "Maрсельеза", по которому был aрестован Рошфор, и "делу бомбометателей", в которое был замешан Флуранс*.

– - Улица Оберкан, площадь Шато-д'O,-- объявляла Марта.

Мы продвигались в липкой мгле. Стdяла та ни на что не похожая ночь, когда вроде бы можно физически ee ощупать, одна из тех ночей, когда прохожие казались призраками, a наш кортеж -- кошмаром.

– - По-твоему, обязательно надо было?
– - вполголоса спросил я Марту.

– - Это же вредное насекомое, Флоран, не более того...

– - Ho раз так или иначе убежище было известно...

– - A Возмездие -- что с ним прикажешь делать?
– - произнесла она, и голос ee прозвучал, как призывный зов рожка, и дошел, словно сигнал, до тех, кто шагал позади.

Ух, какой же y нее был голос, когда она заговаривала о Возмездии! Не говорила, a пела.

Уже близился рассвет, когда наша смуглянка велела нам остановиться, густой зимний туман продлевал ночной мрак. Мы вздрогнули, услышав где-то рядом вой си

рены парохода. Значит, мы очутились на набережной, где-то между Новым Мостом и мостом Сен-Мишель.

– - Флоран! Есть y тебя чем писать?

Я вытащил свою неизменную тетрадь, карандаш.

– - Напиши: "Возвращается отправителю*.-- Потом подумала с минутку и добавила:-- Припиши еще: "Имеющий уши да слышитl"

Она сама вырвала листок из моей тетради, a затем вытащила наугад из прически шпильку.

Остальные наши спутники, забравшись на повозку, стаскивали, чертыхаясь, тюфяки. Раздался мягкий удар.

– - Гони, кучерок!
– - крикнул мне Жюль.

Я погнал Бижу галопом.

Позади нас две расплывчатые тени -- парочка полицейских -- отделились от подъезда полицейской префектуры, где стояли на часах, и неторопливо направились к тому месту, которое мы покинули в такой спешке.

Неужели это застарелый дух, поднявшийся от продавленных старых тюфяков, вызвал в моей памяти родимый дом? Тут только я узнал его, такой надежный запах пота, пыли, мокрой шерсти, запах труда, который приносил с поля отец; и запах этот примешивался тогда к aромаty похлебки.