Пушка 'Братство'
Шрифт:
– - Это Тьер их умолил,-- шамкает беззубый ветеран.-- Эта шваль сам-то не осмеливается разоружить Национальную гвардию, вотонипозвал себе на подмогу своих дружков пруссаков!
Прихлебывая винцо, Предок излагает нам свою точку зрения: на сей раз и речи быть не может о разных адвокатишках, клерках и других салонных революционерax, теперь на смену им выходят рабочие с засученными рукавами -те, кто умеет держать в руках инструмент, чистокровные социалисты, словом, все те, y кого Революция в самом нутре засела, a не еще где-нибудь.
– - Если делегаты 20 округов, парижского
– - Hy хоть для меня разуйте вашу пушечку,-- умоляет хозяин кабачка,-на минутку всего...
Покидая его, мы чувствуем, что он слегка обижен нашим отказом, зато твердо убежден, что мы везем новое оружие, о появлении которого говорят вот уже четыре месяца.
Июльская колонна освещена лампионами с разноцветными стеклами. Она вырастает из целой горы иммортелей, a на самой вершине -- Гений свободы "нтеутомимо вздымает красное знамя. У основания -- солдаты, зуавы, мобили. Винтовки за плечами, штыки в ножнах. Они из тех самых четырех батальонов пехоты, которые к восьми часам вечерa прислал генерал Винуа, чтобы очистить этот район. Презрев генеральский приказ, солдаты смешались с толпой. Офицеры, трезво оценив обстановку, сообщили об этом в своих донесениях. Дескать, нижние чины поддались всеобщему народному ликованию.
– - Наше дело -- стрелять в пруссаков,'-- объяснял ма
ленький капрал с тем же жесткий акцентом, что y нашего Фалля.-- Для того нас и созвали. Не убивать же нам друг друга!
– - A что за фрукт этот Винуа?
– - спрашивает зуав с кудрявой бородой.-Никогда не служил под его началом.
– - Значит, ты в солдатах недавно,-- вмешался Предок.-- Винуа -бонапартист. Из тех генералов, что совершили переворот Второго декабря.
– - И такого назначили военным губернатором Парижа!
– - удивляется капрал.
– - Они эти фокусы умеют проделывать. Трошю кричал, надрывался, чтобы всем слышно было: "Губернатор Парижа не капитулирует!* Легко сказать! A потом этот бретонский иезуит Трошю взял и упразднил пост губернаторa, вытолкнул вперед Винуа и возложил на него именно эту миссию: капитулировать. Фокус удался!
Справа на колокольне Сент-Амбруаз гудит набатный колокол. Скоро полночь, роковой час, час окончания перемирия.
Наше шествие теперь уже не артиллерийскийr обоз, a фантастический корабль. Нет тут ни домохозяек, ни стариков, ни детей, ни колес, ни брусов, ни бронзы... Есть монолит. Единое целое. Не живые существа, не вещи и предметы, a нечто сверхчеловеческое, и это нечто продвигается вперед неудержимо, разрывая пылающим форштевнем мрак.
За последние три недели тупик здорово изменился. Я понял это по кое-каким признакам: женщины, уже давно на улицу не показывавшиеся, дружно впряглись в ременные лямки. Постромки тянула одна команда в составе Клеманс Фалль, Бландины Пливар, Элоизы Бастико и Мари Родюк, и они ничуть не воротили HOC от двух других членов упряжки: Дерновки и Митральезы. Напротив, налегая всей грудью на брус, они переговаривались между собой.
A матери-то... матери... госпожа
– - Они договорились с Ноэми Матирас,-- поясняет Марта,-- она за ними присматривает.
– - A y нее разве нету детей?
– - B от именно, нет!
Молодая женщина с тонким гибким станом, присоединившаяся к кортежу y площади[Бастилии, вместе со всеми
толкает гигантское колесо, и это не кто иная, как Вероника Диссанвье. Под покровом ночной мглы, за рубежами Бельвиля жена аптекаря безбоязненно выражает свою солидарность с Дозорным.
– - Это она ради Гифеса?
– - Не только ради него. У нее тоясе идеи есть.
Хотя узке около двух часов ночи, наБульварахцарит оживление, как в воскресенье летом в послеобеденные часы.
Не меньшее удивление вызывает пупiка "Братство" y толпы, запрудившей Болыпие бульвары. Наша пушка в гигантском своем чехле, похожем на огромный футляр для скрипки, оставляет по пути своего следования легкую струйку феерических мечтаний.
– - Почему вы с нее чехла не снимаете?
– - И правильно делают, что не снимают,-- кругом полно шпионов!
Фантастический наш кортеж сеет споры и ссоры. Самые любопытные некотороe время плетутся за нами. Другие, словно окаменев, жадно вглядываются в очертания пушки. Им необходимо верить в новое, небывалое оружие. Если выложить им всю правду, они уши себе заткнут. Верят не одни только католики.
Какой-то лейтенант артиллерии увязался за нами еще y заставы Сен-Дени. Этот вопросов не задает, напротив -- сам на вопросы отвечает, ведет длинные монологи, вскармливает свои сегодняшние иллюзии славой минувших дней, короче -- настоящий военный.
– - Многие наши победы обязаны какому-нибудь изобретению, например цилиндрическому ядру, которое пришло на смену круглому. Haрезные орудия обеспечили нам победу в Италии, в частности при Сольферино. Дальнобойность и точность прицела нарезного орудия не идет ни в какое сравнение с теми же свойствами гладкоствольной пушки...
– - Скажи, a наше хоть нарезное?
– - спрашивает меня тревожным шепотом Марта.
– - По-моему, нарезное.
Новые батальоны подходят с пением Maрсельезы, под барабанную дробь со стороны Монмартра и Латинского квартала. Люди понимающе подмигивают: пусть только пруссаки посмеют сунуться, они получат по заслугам! Весь Итальянский бульвар словно волнующаяся на
ветру нива -- это медленно проплывают сверкающие штыки.
– - Что это не видно нашего великого Флуранса? Должно быть, книгу дописывает? Марта отпускает мою руку.
– - Разве ты не знаешь,-- говорит Предок,-- чтовоенный трибунал Винуа заочно приговорил к смертной казни Бланки, Флуранса, Левро и Сирилла -- всех четверых.
1 Национальные гвардейцы и штатские группами выплескиваются к Опере, на бульвар Капуцинок, кцерквиМадлен. Наша пушка по-прежнему вызывает удивление -- других, кроме нее, не видно. Все артиллерийские орудия, которые проходили здесь после полудня, шли совсем в другом направлении, к предместьям, к высотам Монмартра и Бельвиля, подальше от пруссаков.