Пушкин и другие флотские. Морские рассказы
Шрифт:
– Алексей Германович, запишите номер моей машины. Служебный блокнот вмиг обогатился начертанием цифр с неясной подоплёкой.
– Зачем это мне? – воспоследовал отклик сдержанного удивления.
– А скажИте боцману, чтоб не пытался угнать и мою.
За бултых, Булдаков!
Это походило на сон пьяного. Почти рядом крутился огромный винтяра. Упругой спиралью отбрасывались тонны воды. Сумасшедший свистящий звук забил уши. Беспардонно, как щепку, повлекло бурлящим потоком. На дармовщинку, оказывается, и в нём не прокатишься. Явственный выпроваживающий
Осмотрелся в разительной перемене мест. Вон корма «Валдая». Чёткая прорисовка грузовых мачт. Напоминая разъехавшуюся букву Л, те, будто прощаясь, провопили: – Лё-ё-ха-а!!!
И быстро, быстро стали удаляться. Он попробовал грести вдогонку. Куда там! Против силищи-то пяти тысяч лошадок! Ничего не оставалось, как покориться судьбе. На помощь загребанию включилась соображалка. Цепь событий занятно восстановилась. Хоть откуда начинай. Короче получалось со вчерашнего.
Припомнил польский надоевший причал. С новыми сутками отход на собачьей вахте. Сейчас время королевской… без него». Дальше вникал: «Хорошо, что лето. Балтика слегка прогрелась. Хрен с ней – с робой-то. Сброшу. Тяжесть лишняя. Заплыв так заплыв. Должен, должен быть берег! А вот сколь до него?»
Салажного класса моторист попробовал прикинуть. С милями получилась неясность. Не на того учился. Ну и первые рейсы лишь в зачёт. В головушке двойной сумбур. Лучше чего попроще. «Обрадоваться надо. Интересное кино – продолжение жизни! Всем потом скажу».
Очутился за бортом ни сдуру. Обдуться перед вахтой захотелось. Для этого прошаркал тапками до кормовой барбетки. Поднялся к овалу кормы. Окинутая взглядом прелесть штиля под сумраком впечатлила. На рупь усилить бы картину не в стыд и самому Айвазовскому. Требовался пустяк: выбрать другую точку. Рядом помойный контейнер с крышкой.
Момент – и он на нём. Только-только распрямился. Ногу отставил эффектно. Свежие впечатления вдруг резко накренились. Вместе с ними Лёха. Причём уже отдельно, перегоняя содержимое постамента.
В полёте спасительно вырубились чувства. Слава Богу, сердце билось, не смутясь ничем. Его хозяин принадлежал к людям, желающим сказки. Если вы пренебрежительно подумали… Нет. Ошибочка. Таковые то спасали, то губили Россию. Всё зависело от того, кому поверили. Князю ли Пожарскому с Мининым али Керенскому с картавым землячком.
Средь безжалостной стихии Алексея определенно Кто-то хранил. Он же лично дожидался обязательного чуда. «Захватив ветерок», вроде помощника обрёл. Острым зрением приметил: кажись, бревно. Догнал, расходуя остатние силёнки. «Точняк! Брат стензель после лесного рейса. В натуре с нашего судна».
Чем-чем, а досками тогда Европу мы завалили. Вот и плавали отслужившие коротенько своё назначение.
Главное – брёвнышко дрейфовало в том же направлении. Окольцевал родимое руками. Роздыху предался. Даль по не-многу запросматривалась. Иногда её скрывали обрывки тумана. Но мореплавателя на подсобном средстве сие не огорчало. Вообще бы ликовал, узнай: не море покоряет – Щецинский залив [21] . Чрез сбившееся время горизонт очертился рассветным небом и чем-то пока неясным. «Ёк макарёк! Берег, что ль?!»
21
Щецинский
… Возвращаясь к королевской вахте, проследим иное.
Вдоль «Бурмейстера» вышагивал пышущий гневом механик. На часах против пульта 20 (!) минут пятого. Разорался бы, да Булдаков затягивал с появлением. Другой моторист, побывавший у пустой койки напарника, занялся в сепараторной. На работы погрязней требовался именно запропастившийся. – В льялах сгною стервеца, – озвучил третий последнее проклятие.
Рванул из зажимов трубку телефона. – Мостик – машине. У меня Булдаков до сих пор отсутствует. Пошлите матросика поискать дурня. – Мой матрос на руле, а ваш, как его, поди, уснул на горшке.
Зарифмованное старпомом поддело острее острого. Трубку в сердцах обратно вогнал. Окончательно подорвала выдержка. На рысях по трапам до верхних решеток. За турбинами наддува выход в матросский коридор. Шасть в «отдел горшков». Никого! Чертыхаясь беспрерывно, обратно в яму. Снова за телефон. – Совет проверил. Серьёзно говорю: ищите!!!
Палубный моряк, снятый с приборки, прошёлся от бака до кормы. Неупустительно заглянул в коллективные местечки.
Доложился: нет, мол. Старпом минуту колебался, что задействовать? Позвонить или дунуть в свисток переговорки. Удобней, конечно, почивающему мастеру старинный способ и как раз в спальне над ухом. Значит: «ф-ф-ф» – во всю силу лёгких. На отклик зачастил подробности…
…Несколько человек исследовали палубы «Валдая». Куда толечко возможно – сунули носы. Не преминули постучаться к буфетчице и дневальной. Девы всегда на подозрении.
Начало шестого. Рассветный час. Капитан Ибрагимов решил лечь на обратный курс. Радиограммы в пароходство и портовым властям Щецина. На крыльях мостика вперились в бинокли. Досматривающих сны досрочно разбудили. Столовая команды наполнилась, словно перед собранием. На особо чтимых местах характерная троица. Действительно – подобралась оная на удивление.
Начнём с кэпа Резвана Ибрагимовича Ибрагимова. Сын чистых кровей своего народа выпер за национальные рамки. Подобного не представить торгующим урюком на базаре. Обликом соответствовал морской взыскательной подтянутости. Бывало, на мостике втянет воздух с трепетом тонких ноздрей, блаженно зажмурится. – Свежесть какая! И чуть приборами пахнет! Дарданелльно!
На судовые праздники являлся с мандолиной. Прочувствованно, сказали бы, виртуозил русские мотивы. Когда просили сыграть своё – обижался. Дескать, я в мезенскою Каменку на буксире ещё в 47-м хаживал. Там водку впервые распробовал. Вас чего-то не видел.
За макинтошный прикид в маймаксанском трамвае обозван космополитом. Вы тогда в тряпочки, простите, писались. Потому играю, с чем сроднился. Да-а. Отбривал ехидников начисто. При швартовках, нервничая, изюмно матюгался. Любое разгильдяйство воспринимал несусветным.
От козадёрских «подвигов» иных мореманов – тупик воображения. Явно Ибрагимовича подводила восточная логика. Ведь по ней гораздо выгоднее быть послушным. На худой конец, башку пригнуть. Ничего не поделаешь – разные по ментальности предки. Может халифатский Амир аль Бахр (владыка моря) так повторился? Тем летом 1971-го ему было едва за сорок.