Пусть небеса падут
Шрифт:
– Я тоже.
Она прислонилась к стене, в крошечное пятно тени, которое она создает. По ее страдальческому выражению, я могу сказать, что она, переживала каждый момент бури в мельчайших деталях.
Я хочу заползти в ее голову, чтобы посмотреть повтор, даже если это будет больно.
– Как это было?
– шепчу я.
– Буря?
– Да, как это все... произошло?
– я не могу думать, о более мягком способе произнести это.
Она смотрит на меня так, словно я только что расправился с полудюжиной котят.
– Ты
– Нет. Да. Я не знаю.
– Я провел руками по волосам, пытаясь найти слова, чтобы объяснить это.
– За последние десять лет моей жизни сотни людей спрашивали меня, что произошло, а ты знаешь, как они смотрят на меня, когда я говорю, что не знаю? Как будто я повредил мозг. Потому что я не могу не помнить главные моменты моей жизни?
– Тебе повезло, что ты не помнишь.
– Повезло?
Я должен это услышать еще раз...
– Значит, мне повезло, что твоя мать украла мои воспоминания? Стерла первые семь лет моей жизни?
– В некотором роде, да.
Она не понимает, никто не понимает.
– Все что я прошу, это, чтобы ты помогла мне заполнить пробелы. Если я не могу вернуть мои воспоминания, ты можешь поделиться своими.
Я потерял несколько секунд в тишине. Ее голос был холоден, когда она сказала, - Мои воспоминания, только мои.
Она смотрит на потрескавшееся окно и гладит своего безумного ястреба. Одна часть ее знает, что я не подойду к ней. Это не то, что я хочу в этот момент.
Я знаю, что ее воспоминания болезненные, но за все, что я пережил, она могла бы бросить мои долбаные кости.
Постоянно возвращаясь в тот день бури.
Я должен узнать, что произошло.
Глава 20
Одри
Это был только сон, говорю я себе. Только сон.
Но я знаю, это что-то большее.
Это воспоминание.
Воспоминание. О котором я не могу позволить Вейну вспомнить.
Как я скажу ему, что убила его семью.
Это было глупое, импульсивное решение, и только поэтому он не выдел никакой ярости, потому что был потрясен тем, что произошло. Мне повезло, моей матери пришлось стереть его воспоминания, так что мне никогда не придется жить с последствиями моей исповеди.
Больше я так не ошибусь.
Я не скажу ему. Не важно, как сильно он подталкивает меня к этому.
Мои пальцы скручиваются в кулаки, и я сжимаюсь, пытаясь остановить дрожь, я все еще чувствую своими ладонями то, как Вейн взял мои руки.
Я, наконец, понимаю, что означают эти чувства.
Это то же чувство, которое я испытала, когда мы прижимались друг к другу в развалинах после бури. Я забыла эту деталь, но сейчас вспомнила, как тепло разливалось между нами, лучась сквозь мое тело.
Чувство вины.
Это единственное, что я почувствовала, когда взглянула на мальчика, чью жизнь я испортила. Пусть он меня поддерживает. Заблуждаясь,
Горячее жжение, отблески вины.
Мое тело способно наказать меня за мое преступление.
– Так, - говорит Вейн, напоминая, что я не одна, - Что мы будем делать сейчас?
Честно говоря, я не уверена. Я всегда планировала сделать его мастером всех языков, надеясь, что его увлеченное знакомство с ветром спровоцирует его Западный прорыв.
Сейчас у нас есть восемь дней, при условии, если моя мать выполнит обещание. Меньше, чем восемь дней, поскольку сегодняшний в основном закончен. У нас нет времени, чтобы освоить все.
Самой умной тактикой было бы, спровоцировать его на Северный и Южный прорыв сейчас, и обучать его силе трех. Даже самые элементарные знания в сочетании порывов будут более мощными в ветряном бою, чем хорошее владение одним.
Но, сможет ли он в действительности обучиться трем порывам, меньше, чем в день?
Моя голова практически взорвалась, когда я выбрала, чтобы мой Штормовой тренер обучил меня сразу двум, притом, что я говорила на Восточном языке, почти всю свою жизнь.
Голова Вейна уже нагружена всем, что он узнал и почувствовал, со вчерашней ночи. Если добавить напряжение еще двумя прорывами, то будет огромное искушение его чувств, даже опытным сильфам будет трудно устоять.
– Э-э, ты хочешь объяснить мне, о чем думаешь?
– спрашивает Вейн, - Потому что стоять в пальмовой роще в ста двадцати градусную жару*, быть атакованным мухами, не совсем то, что я имел в виду про остаток вечера.
(*прим. В США и англоязычных странах используют систему измерения температуры по шкале Фаренгейта. Их +120 градусов, приблизительно +48 градусов Цельсия )
Я застыла, заставляя признать себя, что это наш единственный вариант.
– Лучший способ обучить тебя, это заставить твой разум услышать более двух порывов. Это то, как мы называем его, когда ветер посещает твое сознание и делает связь так, чтобы ты мог понимать его язык. Я пробудила твой Восточный прорыв прошлой ночью, когда я присоединилась к ветру и вошла в твой разум. Поэтому ты мог видеть меня в моей форме ветра и поэтому ты можешь понимать сейчас Восточный язык.
– Так... притворюсь, что все это имеет смысл, который, кстати, совершенно не понятен, - говорит Вейн, подпрыгивая, - Один вопрос: Почему ты сказала, как ты выразилась, что мы должны отрубить обе мои руки, довести их до белого каления, и скормить мне их на ужин?
Я вздохнула.
– Потому что запуск трех порывов настолько близко будет очень... неприятным.
– Неприятный?
– Опасным.
– Ладно, я не фанат этого слова.
– Если бы был другой путь...
– Есть. Ты можешь вызвать подкрепление, как ты обещала прошлой ночью. Что случилось с этим планом? Мне понравился, тот план намного лучше.