Пусть умрет
Шрифт:
– Александр из Коринфа, господин, – ответил гладиатор.
– Ходят слухи, что ты неуязвим, Александр из Коринфа. Так ли это? Ответь.
– Это всего лишь слухи, как ты сам их назвал. Мало ли чего наговорят люди. Неуязвимыми могут быть только боги, – ответил гладиатор.
– Хорошо, не желаешь говорить – не надо. Но ты славно сражался, – продолжал незнакомый голос. – Я присутствовал на состязаниях.
– А разве у меня был выбор? Я сражался за свою жизнь.
– Глупец! Выбор есть всегда, – усмехнулся собеседник и, сделав небольшую паузу, продолжил: – Особенно, если сражаешься
– Ты хочешь сказать, что жизнь стоит так дешево? Так каков же он тогда, этот выбор? – спросил Александр, стараясь говорить как можно учтивее.
– Например, смерть, – снова усмехнулся человек. – Да, смерть, если будет угодно. Всякая борьба должна иметь смысл. К чему сражаться за жизнь, если завтра или послезавтра, или через месяц… если, конечно, будет на то милость богов и они даруют тебе этот месяц, гладиатор… ты снова и снова будешь умирать на потеху озверевшей кровожадной толпе. Правда, ты не трус, – оговорился он, – это трус умирает много раз до своей смерти, как сказал великий Юлий... Но даже если ты смел, придет день, – а он обязательно придет, не сомневайся, – и неотвратимый рок распорядится твоей жизнью по своему усмотрению. Ты умрешь на грязном песке, истекая кровью. Нет, не потому, что ты слабее своего противника, не потому что ты не умеешь драться! Я видел, ты можешь... Но умрешь потому, что случайно солнце ослепит тебя, и ты не заметишь молниеносного меча за твоей спиной. Или запнешься за тесьму сандалий, поскольку надлежащим образом не удосужился их завязать...
– Гладиаторы сражаются на арене босыми, добрый господин, – вежливо возразил гладиатор.
– Полно! Мало ли еще причин очутиться на том свете! На всё воля богов...
Помолчав, он добавил:
– Я иногда удивляюсь, как им удается проследить за всеми случайностями числом миллион, преследующими нас, людское племя, на протяжении всей нашей жизни?
Он поднялся с каменного пола и приблизился к бронзовому треножнику с горящим на нем светильником. Тотчас же тень на противоположной стене вздулась непомерно. Он повернулся к гладиатору и продолжил:
– А не заметил ли ты, что никогда еще всемогущие боги не давали людям столь много знамений тому, что их предназначение не заботиться о смертных, а карать их? К чему бы это? Может быть, нет толку ждать, пока они вознаградят тебя?
– Я думал об этом...
– А еще о чем думаешь? Думаешь, что за такую жизнь, каковой наградила тебя судьба, нужно сражаться? Не смеши меня!
– Господин! А ты считаешь, что добровольная смерть лучше той, на поле боя, с мечом в руке?
– Уж не путаешь ли ты, – человек усмехнулся, – поле боя с ареной. На поле боя сражаются за свою землю и свой дом, за своих жен. А на арене? За деньги… В лучшем случае за свою жалкую жизнь. Коли ты обречен, уж не лучше ли потратить эту единственную, даруемую свыше материю, на свершение чего-либо великого.
– В первый раз слышу, что сражаться за свою свободу и жизнь недостойно.
– Ты дерзок для раба... г-мм... но я тебя прощаю. С другой стороны, что наша жизнь? Короткий путь к бессмертию. Но, к сожалению, он лежит через одну неприятную процедуру – смерть! И тот, кто пройдет этот путь с честью и достойно
Гладиатору в его голосе послышались нотки раздражения. Ему показалось, что его слова задели незнакомца за живое, но было непонятно, куда он клонит?
А тот продолжил:
– Итак, я призвал тебя сюда, чтобы вознаградить. Видишь эти две чаши? Они полны полновесных монет. Это не какие-то недовески, как при Нероне, – пробурчал он. – Они твои!
На мраморном столике в слабом свете Александр разглядел две большие, наполненные серебряными монетами, чаши. Незна-комец подошел и приподнял одну из них двумя руками. По усилию, которое он совершил, было заметно, что чаши тяжелы – в каждой не менее тысячи денариев.
– Мне не нужны деньги, – промолвил Александр.
– Хм...
Александр не разглядел, но почувствовал в темноте, что человек нахмурился.
– Что же ты хочешь? Скажи мне, и я попробую исполнить твою просьбу. Если это будет в моих силах… – Тон его опять стал насмешливым.
– Не думаю, что кто-то сможет выполнить мое желание, господин.
– Ты даже не ведаешь кто перед тобой! И при этом утверждаешь, что я не смогу исполнить твою просьбу?!
Человек подался вперед, и свет от лампад выхватил его лицо из темноты. Он был уже немолод. Пострижен на модный в ту пору римский манер: густые светлые волосы, тронутые сединой, обрамляли короткими завитками бледное, чисто выбритое лицо. Умные серые глаза смотрели на Александра в упор. Одет незнакомец был в легкую тунику, по которой сверху вниз шли пурпурные полосы. Это окончательно подтвердило догадку Александра о том, что перед ним знатный человек.
Лицо Александру показалось знакомым. Впрочем, он не был в этом уверен.
Патриций, не скрывая иронии, повторил вопрос:
– И все же скажи, что же ты хочешь такого, чего я не смогу исполнить?
– Если хочешь вознаградить меня... я, правда, не знаю, за что ты так добр ко мне… тогда... – он замялся, потом, наконец, решился: – Я хочу свободы, но… не для себя.
– А-а... не для себя. Истинно благородное желание. И для кого же, если не секрет? – в голосе снова послышалась насмешка.
– Для женщины. Она рабыня.
Человек громко рассмеялся.
– И здесь женщина! – выдавил он сквозь смех. – Так нет ничего проще – забирай деньги и купи ей свободу. Я думаю, здесь хватит на десяток отменных рабынь. Хотя лично я считаю, что глупо тратить деньги на столь бессмысленное и неблагодарное дело.
– Она не продается, – сказал с вызовом Александр, потом с горечью добавил: – Ее не продадут.
– Ты хочешь сказать, что у нас в Империи есть рабыня, которая не продается? Ты либо лишился рассудка, либо плохо знаешь жизнь. Слушай меня: продаются все – продаются рабыни, продаются плебейки, продаются патрицианки, и притом с большим удовольствием. Часто даже без посредников. Продается даже... Нет, жена цезаря, разумеется, вне подозрений! – он возвел палец к небу, и в его голосе прозвучали новые нотки. – Можешь мне поверить как опытному покупателю. Ха-ха! Вопрос только в цене.