Пустоши Альтерры. Книга 2
Шрифт:
Одинаковые коридоры тянулись бесконечно — однотипные металлические двери, узкие таблички с номерами отделов, редкие шаги и приглушённые голоса. Здесь всё жило своим ритмом, которого он не знал.
Воздух был другим. Не запах горячего металла, пыли и машинного масла. Просто застоявшийся, с лёгким привкусом грифеля. Движение замедлилось, ожидание приказа или хотя бы вопроса о цели пребывания становилось всё сильнее, никто даже не взглянул.
— Заблудились?
Голос заставил остановиться.
Рядом стоял мужчина лет пятидесяти. В тёмных волосах
— Вы кто?
Быстрый взгляд с ног до головы сразу дал понять — чужой.
— Вячеслав Жилин — ответ прозвучал буднично, хотя внутри всё сжалось. — Канцелярия.
Нахмуренные брови, короткая пауза, словно что-то вспоминается. Затем едва заметный кивок.
— А, это ты, новый. Понятно.
Не прозвучало ни одного вопроса о том, как командир оказался в списке канцелярии. Клерку было не интересно. История назначения уже известна, обсуждать лишний раз никто не собирался.
— Пойдём.
Развернувшись, мужчина зашагал вперёд. Жилин последовал за ним, продолжая ощущать себя чужим. Очередной коридор сменился лестницей, затем ещё один поворот, дверь без таблички. Мужчина отпер замок, толкнул створку, жестом указал внутрь.
— Это твоё.
Шагнув через порог, Жилин замер. Небольшое помещение, заставленное работой до самой потолочной балки. Стены заставлены грифельными досками, стол завален бумагами, некоторые пожелтели от времени. В углу — массивный проигрыватель с толстыми катушками плёнки. Именно этот аппарат, судя по всему, являлся основным источником информации.
— Командиры караванов записывают сюда журналы некоторых рейдов — пояснил старший клерк, наблюдая за реакцией. — Бумагу на это тратят не всегда. Альдена и так считает, что здесь живут слишком шикарно.
Кивок, медленный шаг вдоль стеллажей, пальцы пробежались по крышке проигрывателя. Аппарат явно ухоженный, использовался регулярно, плёнки менялись без задержек.
— Что делать?
— Просеивать — ответ прозвучал так, будто подразумевался сам собой. — Слушаешь записи, выписываешь краткую выжимку для каждого рейда, экономно заносишь в общий журнал, отправляешь в архив.
— И всё?
— Ага.
Холодный взгляд безразличия. Всё равно, что вызовет эта информация — разочарование, раздражение или покорность.
— Добро пожаловать в канцелярию.
Дверь закрылась. Оставшись в одиночестве, Вячеслав медленно выдохнул.
Спустя пару часов Жилин метался по кабинету, словно зверь, загнанный в тесную клетку, из которой невозможно вырваться. Разобраться с бумагами оказалось невозможно.
Исписанные разными почерками листы хаотично перемешались, превращая информацию в беспорядочную груду. Одни страницы испещрены торопливыми, сбивчивыми записями, другие выведены с педантичной точностью, словно их авторы пытались зафиксировать каждую цифру идеально.
От этого разнобоя рябило в глазах, голова гудела от переизбытка хаоса.
Логика в системе хранения отсутствовала.
Раздражение нарастало. Сколько человек до него сидели здесь, погребённые под слоями этой бумажной рутины? Как они это терпели?
Попытка отвлечься на плёнку с записями командиров караванов не принесла облегчения. Первый голос был монотонным, безэмоциональным, будто человек сам засыпал от скуки, читая доклад:
— Трасса на участке между перевалочным пунктом 14-Г и форпостом Звезда оказалась заблокирована рухнувшими контейнерами. Разбор два часа, шли по графику…
Жилин машинально зафиксировал сказанное, сделал несколько пометок на грифельной доске, затем записал основное в журнал, стараясь не думать, насколько глубоко ненавидит всё это.
Бесконечные бумаги, однообразные отчёты, сухие цифры и скучные пересказы очевидных вещей давили на сознание, словно тяжёлый груз, не дающий дышать полной грудью. Ещё несколько часов назад раздражение казалось терпимым. Теперь оно перерастало в физическое отторжение.
За минуту до того, как Жилин швырнул бы доску в стеллажи произошло нечто, заставившее его замереть.
Пальцы тянулись к выключателю проигрывателя, готовые завершить скучный доклад, но прежде чем лента остановилась, из динамика вырвались слова, от которых внутри всё сжалось. Рука машинально отмотала запись назад.
Он запустил воспроизведение снова, вслушиваясь в каждую интонацию.
— …на юго-западном маршруте, ближе к хребту, замечено странное движение. Пыльная завеса, смазанный сигнал — слишком ровный, плотный. Старики называют такое Роем, кто его знает…
Голос командира звучал спокойно, без лишней экспрессии, будто речь шла о чём-то незначительном.
Но Жилин не мог просто так проигнорировать эти слова.
Перемотав запись ещё несколько раз, он вылавливал каждую паузу, каждое ударение, пытаясь понять — случайность? Ошибка восприятия? Или нечто большее?
Слишком будничный тон, и именно это настораживало. Нахмурившись, он быстро отложил мелок, поставил новую катушку, включил следующую запись.
Спустя десять минут:
— …на пределе действия радара зафиксировано движение крупной массы, из-за бури деталей разглядеть не удалось. Мы предпочли не выяснять…
Пальцы сжались крепче. Мысли начали складываться в целостную картину.
Очередная фраза, снова брошенная мимоходом, без акцента, без тревоги. Но это уже встречалось раньше. Оставив сомнения, он быстро перебирал другие записи, выхватывая фрагменты, выстраивая закономерность.
И снова:
— …ещё одна волна пыльного движения в западном секторе. На записи не разобрать, возможно, просто скопление хищников…
Каждая кассета, каждая строка на грифельных досках, каждый наспех записанный отчёт — всё так или иначе вело к одной и той же загадке.