Пустоши Альтерры. Книга 2
Шрифт:
На лице Гранита мелькнула лёгкая, почти незаметная ухмылка.
— Рудольф — бросил он с тенью удовлетворения в голосе. — Тот самый, что размотал вас на суде.
Внешне Жилин не дрогнул, не моргнул, не выдал ни единой эмоции.
— Замечательно — медленно выдохнул он, скрывая раздражение за каменной маской.
— Он идеально исполнил роль шута, не правда ли? — Гранит слегка качнул головой, словно наслаждаясь. — Профессионал. Делает своё дело отлично, в него верят. Как и вы теперь.
Жилин хмыкнул. Всё оказалось слишком
— Естественно, рассказывать об этом никому нельзя — добавил Гранит, голос снова стал серьёзным. — Официально вы клерк, которому поручили разбирать бумажный мусор. Неофициально — человек, который ищет правду о Рое.
Медленный кивок. Решение было принято, возможно, ещё до того, как начался этот разговор.
— Думаю, мне стоит кое-чему научиться — произнёс Вячеслав, не отрывая взгляда.
— Именно — подтвердил Гранит. — Следственная работа, оперативные навыки, анализ данных. Вам предстоит не просто копаться в отчётах, это лишь первый шаг. И, важнее всего, понимать, когда перед вами ложь, а когда — истина.
Жилин только собрался задать вопрос, каков же второй, но прежде чем успел открыть рот, дверь кабинета мягко открылась. Вошёл человек, чьё появление Жилин ожидал меньше всего.
И в то же время — предвидел. Рудольф Марцин.
Тот, кто безжалостно уничтожил его на суде, превращая каждое слово в оружие, разбирая аргументы с хирургической точностью, делая из бывшего командира не просто виновного, а никчёмного управленца.
Всё выглядело тщательно поставленным спектаклем, где его роль была предопределена с самого начала. Жилин помнил, как понижение стало реальностью, как караванщики глухо переговаривались, как кто-то смотрел с сожалением, а кто-то — с насмешкой. Помнил ухмылку Рудольфа, с которой тот покидал зал, за которую хотелось врезать.
Но сейчас перед ним стоял другой человек.
Без следа прежней усмешки, холодного пренебрежения, без той манеры выискивать слабость, чтобы обратить её в оружие. Взгляд был другим, в нём читалось понимание.
Рудольф спокойно закрыл за собой дверь, прошёл несколько шагов, будто намеренно давая время осознать момент, затем остановился у края стола и посмотрел прямо в глаза.
— Давайте познакомимся заново, — произнёс он ровно, без нажима, будто между ними никогда ничего не было.
Жилин медленно выдохнул, сдерживая шквал эмоций внутри.
— Я старший следователь — продолжил Рудольф после небольшой паузы. — И Рой беспокоит нас уже не первый год.
Он слегка склонил голову, словно проверяя, насколько глубоко слова доходят до собеседника.
— Мы теряем караваны. Теряем людей. Часто — бесследно.
Тишина повисла в воздухе, тяжёлая, давящая.
— Никто из выживших не видел Рой так близко, чтобы дать чёткий отчёт.
Он выдержал паузу и добавил:
— Кроме вас.
Жилин не отрывал взгляда, изучая, анализируя,
— Вы — первые, кто сразился с этими тварями и выжил — закончил Рудольф, чуть Рудольф подался вперёд, словно убеждаясь, что его слова достигли цели.
— И что от меня требуется? — наконец произнёс Вячеслав, выровняв голос, убирая из него даже намёк на сомнение.
Марцин кивнул, словно ожидал именно этих слов.
— Разобраться в том, что происходит. Найти закономерности. Вы, Жилин, человек пустоши, знаете её законы, ритм. Видите то, что не видят люди, привыкшие работать с картами и бумагами. Мы дадим вам инструменты, но искать придётся вам самому.
— Иными словами, — хмыкнул Вячеслав, скрестив руки на груди, — меня отправляют обратно в поле?
Рудольф слегка качнул головой.
— Пока не за чем. Пока что придётся копаться в отчётах, изучать данные, работать с картами, сигналами и доверенными лицами.
— Иначе говоря, всё то же канцелярское дерьмо — буркнул Жилин, качнув головой.
Рудольф усмехнулся уголком губ.
— Не нравится?
— Терпеть не могу.
— Тогда поторопитесь. Чем быстрее разберётесь, тем быстрее сможете приступить к оперативной работе.
Жилин внимательно смотрел на собеседников, стараясь уловить детали, проверить свои догадки. Чутьё подсказывало: всё сказанное — не пустой звук.
Ещё вчера казалось, что суд — простая формальность, мэтры лишь подтвердили заранее принятое решение. Но, прокручивая в памяти тот вечер, он видел картину иначе. Звёздный Совет не устраивал пустых разбирательств, не отвлекался на дисциплинарные мелочи. Их интересовало не просто то, что он сделал, а каким образом обосновывал свои поступки, насколько уверенно держался под давлением, как реагировал на неудобные вопросы.
Но главный момент заключался в другом. Он не оправдывался.
Можно было подробно расписать, как форпост Триал не справился с атакой обычной стаи и запросил поддержку у каравана, который не предназначен для боевых столкновений. Или вспомнить смертельно опасную аномалию в Жаровне, где конвой едва не сгорел, и они с трудом удержались на грани между жизнью и гибелью. Или рассказать, как их накрыла песчаная буря, а из невидимой завесы сыпались миномётные снаряды.
Каждое из этих событий могло бы стать оправданием. Он мог бросить эти факты в лицо суду, сделать их щитом, перевернуть заседание в свою пользу.
Но тогда казалось, что в этом нет смысла. Дорога не оставляет места для жалоб, командир должен принимать удары.
Теперь же он понимал: мэтры увидели в этом не покорность, а нечто иное. Он не искал предлогов, не перекладывал ответственность, не прятался за обстоятельствами. Он принимал решения — пусть не всегда идеальные, но единственно возможные в тот момент. И что важнее всего, он не пытался избежать их последствий.