Пустой Сосуд
Шрифт:
– Господин Эши, – вздохнув, сказала она. – Ваш верблюд гадит прямо перед нашей оградкой. Пожалуйста, уведите его подальше.
Эши фыркнул в лицо служанке, а на сестру даже не взглянул. Лишь вздохи последней провожали его вдоль тропы, что пронизывала небольшой сад при вилле Клавидара. Уже перед калиткой он услышал слабый оклик Итаки.
– Эши, – её голос надломился ещё сильнее прежнего. – Как… Как там мама?
– Ты знаешь, как она, Итаки, – Эши не оборачивался, так что она и не видела, как далеко закатились его глаза. – Нехорошо.
–
– Что же, – буркнул он, отворяя калитку и шагая на широкую улицу. – Сделать ничего нельзя, сама знаешь.
Он брёл по дороге, окружённый струйками песка, которые разгонял ветер. Дуновения с севера смогли рассеять духоту, но Эши не желал подставлять им усталое, осунувшееся от работы лицо. Ему казалось, что ветер приносил едва уловимый запах, в котором едкая горечь крови смешалась с затхлым смрадом, который источает сама смерть.
Именно там, к северу от города и плантаций, торчала среди песчаных наносов блёклая осыпающаяся башня. В её стенах, сложенных из желтоватых камней, оборвалась та нить – и без того тоньше волоса – что скрепляла их семью.
Винить Майш из Зан-ар-Дума в том, что она оказалась убита в той башне, было сложно. Но ведь именно из-за неё на поверхность вырвалась вся дрянь, что скопилась в Руе. То, что случилось тёмной ночью четыре года назад, лишь послужило логичным тому завершением.
Глава 3
– Пап, что это такое? – Эши замер на краю площади, а его отвисшую челюсть впору было подвязывать к ушам. – Что они делают?
Он теребил рукав лёгкой льняной рубахи, не в силах оторвать взгляд от мужчин, что плотными рядами выстроились по трём сторонам площади меж храмом Великого Змея, рынком и садами царского дворца. Их начищенные бронзовые шлемы и вытянутые щиты сверкали на жарком солнце Ашмазиры. Строй щетинился острыми копьями, напоминая челюсть могучего старого крокодила.
– Кажется, всё, – вздыхал тем временем Руй, сплюнув докатившийся до губ пот. – Сейчас нас всех перебьют. Повезёт тем, кому светит рабство. Да, Итаки?
Эши задрожал, не переставая разглядывать причудливое войско, что встало вокруг площади. Среди них выделялось несколько вожаков: пока копейщики томились на ногах, эти шестеро разъезжали вдоль строя на лошадях, укрытых белой тканью. Шлемы командиров полностью скрывали их лица, а над головами развевались гребни из красных перьев.
– Не неси чепухи, Руй, – отец встряхнул чёрными кудрями до плеч и отвесил сыну подзатыльник.
– Выглядит и впрямь страшно, Брейхи, – полушёпотом проговорила мама, положив голову на его плечо и приобняв одной рукой обомлевшую от вида войска Итаки. – Как думаешь, что они собрались объявлять?
– Ты сама всё знаешь, Хатаи, – взгляд отца уходил поверх сотен зевак к крыльцу храма. – Неизбежное. Уже давно неизбежное.
На
Тысячами их голосов гудела сама Ашмазира. Звучала она взволнованно, перепугано. Кто-то переговаривался с близкими, пока остальные вертели головами, будто бы надеясь выискать ответы на лицах других.
Томительное ожидание прервалось, когда на верхних ступенях храма появился человек с длинной дудкой. Он приложил её к губам и испустил пронзительный звук. Взлетели птицы с ближайших крыш, а толпа на площади разом замолчала. Трубадур тут же шагнул в сторону, уступая место высокому мужчине в плотных одеяниях, обтягивающих его худое тело. Даже через всю площадь Эши видел, каким было его лицо, едва тронутое лёгким бронзовым оттенком. Альдеваррским.
Мужчина подозвал к себе помощника в жёлтой мантии и блестящей личине. Тот оттопырил пальцы и приложил к шее первого, под самой челюстью.
– Услышь нас, Ашмазира! – усиленный магией голос громыхнул над площадью. – Услышь господ своих!
Альдеваррец с трудом выговаривал местные слова, как будто язык его разбух и не давал нужным звукам вырваться наружу. Колдун в маске тем временем уже тянул пальцы к одному из знатных господ, что стояли позади: приземистому ашмазирцу в мешковатом одеянии в пол. На солнце блестел золотой обруч, стягивающий его круглую голову. Лишь в третий раз за всю жизнь Эши мог лицезреть Агарашта, царя Ашмазиры.
– Сегодня тот день, когда мне и больно, и радостно, родные мои, – владыка вышел вперёд и вскинул руки, казавшиеся совсем тонюсенькими в непомерно широких рукавах. – Мы с гордостью берегли свою самобытность, мы долго отстаивали рубежи, вверенные нам Великим Змеем Шепзириаром!
– Берегли, – тихо повторил Руй, поглаживая пальцем ямку на подбородке. – То-то он про прошлое заговорил.
– Тсс, – шикнула мама.
Царь продолжал заливать горожан сладкими речами о глубоких водах Ашмазиры и её зеленеющих полях, расцветших среди пустыни. Он размахивал короткими руками, тряс блестящей лысиной, а иногда так размашисто вышагивал, что вот-вот бы сорвался с храмовой лестницы. Наконец, владыка Агарашт замер и скорбно склонил голову.
– И потому, родная моя Ашмазира, я обязан делать то, что лучше для нашей благословенной земли, – царь гулко вздохнул и медленно снял с потной головы золотой обруч короны. – Настало время обменять крупицу гордости на дружбу, которая защитит нас от врагов и позволит расти дальше.
Вереница испуганных шёпотов пронеслась по площади и стала громче, когда владыка Ашмазиры отошёл в сторону, всё так же удерживая корону на вытянутых руках. Сладость его слов решительно расходилась с понурой фигурой.