Пустой Сосуд
Шрифт:
Его путь лежал к южной оконечности рынка, где собирались торговцы из земель Субихаров. Как раз к югу от бескрайнего оазиса Ашмазиры и обитал этот крепкий народ, отличающийся тёмной синевой кожи и угловатыми чертами хмурых лиц. Субихары заняли скалистые расщелины и красноватые каменные отроги Казаратских гор. Они гордо взирали на пустыни свысока и чтили традиции, что были едва ли не старше Ашмазиры. Во всяком случае, пока жадная хватка императора не добралась и до них.
– Здравствуй, Бахру! – воскликнул Эши, увидев за широким прилавком знакомое лицо с паутиной тонких шрамов. –
– У Змея нынче не лучший день, – торговец кивнул в сторону храма, где выкрики становились всё громче.
Бахру был таким же бурокожим ашмазирцем, как сам Эши – долговязым и круглолицым, с жёсткими чёрными волосами и проницательным взглядом карих глаз. Вот уже лет тридцать он следовал проторенной тропой от озера Ашамази к субихарским городам, где его знали все старожилы. Туда он вёз целые караваны с папирусом, льном, зерном и фруктами, а возвращался с полными обозами ценной руды, крепких горских инструментов и мощных амулетов.
– Я привёз тебе новую партию, – Эши похлопал верблюда по осунувшемуся боку. – Мы привезли.
– Ох, Эши, – Бахру смущённо потупил взгляд и поскрёб ногтями по прилавку. – Слушай, в этот раз я у тебя ничего не куплю, не обессудь.
– Что, прости? – плантатор сделал шаг назад и вытянул шею. – Ты нашёл ещё кого-то? Бахру, слушай, если дело в цене…
С тех пор, как Эши пришлось взять семейное дело в свои руки, этот толстяк с крепкими караванами стал главным источником их дохода. Папируса горцам нужно было много, а законники не спешили возделывать отнятые у Бенезилов плантации.
– Да причём тут цена? – Бахру вздохнул и прикусил нижнюю губу.
– Тогда я ничего не понимаю, – Эши пытался умерить взбесившееся дыхание. – Субихары научились выращивать свой папирус на камнях?
– Понимаешь ли, в этот раз я не к субихарам еду. И не знаю, когда поеду в следующий раз. Дней через сорок, наверное.
– Чего-чего? – Эши оглянулся через плечо. С самого начала разговора ему казалось, что кто-то свербит его взглядом. – Ты же всегда к ним ездил. Только к ним!
– Раньше много что было по-другому, – Бахру посмотрел на колонны храма, что высились над палатками купцов. – Времена-то меняются. Нынче мне выгоднее везти товар не в эти проклятые горы, где от сухости горло трескается и кровит, а в Левианор. Пошлины для нас понизили, а покупателей там куда больше. Но, увы, папируса у них и своего хватает.
– И что теперь? Что семье моей делать без тебя? Сорок дней…
Эши схватился за голову и отошёл от прилавка. Бахру уже давно был его главным покупателем. Единственным, кто мог предложить достойную плату за повозку свежего папируса. Там, где Бахру давал десять львов, остальные торговцы предлагали шесть, а то и меньше. Конечно, и субихары никуда не денутся. Кто-то должен будет занять место предателя, выбравшего манящие позолоченные башни альдеваррской столицы поверх десятилетий традиций. Но есть всей семье захочется уже завтра.
– Слушай, Эши, мне правда жаль твоих родных, но заботиться о них я не обязан, – оправдывался Бахру издалека. – У меня есть своя семья, и о них я переживаю в первую очередь. Рынок у нас большой,
Эши махнул рукой и отвёл верблюда в сторону. Животное обиженно фыркало и мотало головой. Оно и понятно. Верблюд тоже ожидал, что повозка опустеет после встречи с Бахру.
И с каждым шагом всё сильнее казалось, будто чей-то голодный взгляд царапает спину. Эши вертел головой, всматривался в гудящий рой продавцов и покупателей, увлечённых старинной игрой в то, кто торгуется лучше. Наконец, он выхватил из этой толпы того, кто и сам не сводил глаз с неудачливого плантатора.
Мужчина в длинной желтоватой тунике замер на пересечении двух рыночных улочек. Он сложил руки за спиной и щурился – не то от ехидства, не то от выглянувшего из-за облаков солнца. Длинные волосы закрывали уши, а лицо утопало в густой чёрной бороде. Было в его раскосом взгляде что-то знакомое. Настолько, что Эши на короткий миг уловил запах хлеба, который пекла мать в старой печи. Запах самого его прошлого.
Человек широко улыбнулся и ловко проскользнул в переулок между каменными лавками. Эши пришлось потрясти головой и протереть глаза, но он так и не понял, взаправду ли была эта встреча. Да и рынок пора было покидать. Пусть времени у него вдруг стало гораздо больше, плантатор не желал тратить его на торги с жадными купцами. Не сегодня, во всяком случае.
Обратная дорога казалась такой длинной, что Эши уже и не надеялся вернуться хотя бы к закату. Ещё и верблюд упрямился: животное то и дело вставало, многозначительно мотая головой в сторону груза за спиной. Плантатор тянул поводья, а двугорбый лишь недовольно фырчал. Лишь потоптав песок копытами, он обретал силы для следующего рывка.
Когда-то – когда обозов было несколько, а водил их сам Брейхи Бенезил – дорога давалась куда легче. Не только потому, что верблюды ещё не успели одряхлеть. Раньше весь путь от центральных улиц Ашмазира до плантаций оставался устлан крепкими, плотно подогнанными плитами. По ним легко шагали животные и люди, а колёсам негде было завязнуть. Цари старой Ашмазиры не жалели камня, хоть и добыть в округе его было негде: оставалось лишь выменивать валуны у субихаров, а потом обтёсывать их в городе.
С приходом Альдеварра изменились не только флаги, и дорога в город заставила Эши это принять, ещё когда из неё пропали первые плиты, а менять их никто не собирался. Каждую ночь выкорчёвывали новые камни, а законники разводили руками. Со временем плит стало меньше, чем оазисов в знойной пустыне вокруг Ашмазиры.
Эши вдруг остановился так резко, что удивился даже неподатливый верблюд. Под вздохи животного он осмотрелся, но взгляд наткнулся лишь на одинокого всадника, который ехал навстречу и был ещё далеко, шагах в восьмидесяти. Нет, причиной его беспокойства был не этот понурый амшазирец, замотанный в белую повязку. Эши готов был поклясться, что слышал шаги за скрипом колёс и топотом верблюда. И они затихли, стоило ему остановиться.