Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

Но вот слух мичмана улавливает какие-то новые, знакомые звуки. Он еще боится верить себе, прислу­шивается... Нет, точно! Это собачий лай, хриплый крик каюра. Чихачев опирается спиной об одинокое дерево и стоит в изнеможении, устремив взгляд на пригорок, из-за которого слышны эти звуки. И вот по­являются собаки. Они так напрягаются, натягивая лямки, что раскрытые пасти с красными языками поч­ти касаются земли.

Высокий человек, впрягшись рядом с псами, помо­гает им тянуть тяжело груженную нарту. Бич хлопает в воздухе, псы надрываются, человек кричит на них

сорванным голосом, и нарта едва ползет по размок­шей земле и ошметкам еще не стаявшего снега.

– Березин... – шепчет Чихачев и, с усилием оторвавшись от дерева, к которому, казалось, приросла его спина, из последних сил идет навстречу при­казчику. Но тот уже заметил мичмана и, бросив лямку, тяжелой побежкой, оскользаясь и пошатываясь, бежит ему навстречу. Собаки, обрадовавшиеся пере­дышке, ложатся прямо в грязь.

Березин и Чихачев молча обнимаются.

Отдохнув немного и подкрепившись привезенной провизией, мичман поспешил обратно. Березину он приказал возвратиться в Кизи, отдохнуть, а потом добираться домой в Петровское.

Собаки Березина едва могли тащить нарту, и толь­ко в сумерки добрался Чихачев до Афанасия, уже смастерившего шалаш и приготовившего все для но­чевки.

Третьего мая Чихачев и Афанасий после невероят­но трудного пути возвратились к заливу Де-Кастри, уже свободному от льда. Там их ожидал топограф Попов.

Следовало подумать о возвращении в Петровское. Из-за весенней распутицы решено было пробираться домой морем, на лодке.

Этот маршрут был удобен во всех отношениях. Прежде всего плавание на лодке сберегало силы. Из­нурительные походы и плохое питание уже достаточно ослабили путников.

Кроме того, возвращаясь вдоль побережья, по пу­ти, еще неизвестному, мичман к своей карте мог до­бавить новые материалы. Чихачев и Афанасий отпра­вились к гилякам за лодкой. Среди знакомых гиляков было несколько человек, неизвестных и отличающихся своей одеждой от обитателей стойбища. Это оказа­лись гольды, приехавшие сюда для меновой торговли с южной части побережья. Чихачев обрадовался слу­чаю узнать подробности о стране, лежащей южнее исследованной им области.

Охотно отвечая на вопросы, гольды рассказали, что на юге, в восьми днях пути отсюда, находится об­ширный и удобный залив. Они рисовали на песке очертания береговой линии, и из этого чертежа мож­но было понять, что залив этот очень велик, хорошо укрыт от ветров и представляет удобную гавань. Гольды утверждали, что дальше к югу есть еще не­сколько бухт и заливов и что живущие там их соро­дичи ни от кого не зависят и ясака никому не платят.

Чихачев понимал всю важность этих сведений для Невельского. Быть может, в этом заливе можно будет основать порт, который станет главным портом Рос­сии на Тихом океане? Гольды говорили, что по рекам Тыми и Сунгари они ездят из этого залива в селение Кизи и на Амур. Чихачеву очень хотелось отправить­ся на поиски залива Хаджи. Но следовало трезво подойти к делу. До залива Хаджи – восемь дней пути при хорошей погоде. Значит, реально, с учетом случай­ностей, путешествие туда и обратно займет дней двадцать –

двадцать пять. Да после этого дней десять потребуется на дорогу до Петровского.

Между тем провизия на исходе, сил мало, одежда износилась, ноги покрыты нарывами. Нет, экспедицию в залив Хаджи придется отложить до другого раза.

Чихачев купил у гиляков лодку и, приведя ее, на­сколько позволили обстоятельства, в наилучший поря­док, приготовился к походу на север, домой.

С вечера лодка была загружена несложным иму­ществом экспедиции. А влажным, туманным утром путешественники двинулись вдоль извилистого берега.

В разлоге между горами Чихачев заметил просе­ку, уходящую в глубь побережья. Он решил узнать, кем и для чего проделана она в этой дикой и пустын­ной местности.

Лодку направили к отлогому берегу и через не­сколько минут вытащили на песок. Попов и Афанасий стали устраивать бивак, а Чихачев, взяв ружье и ком­пас, отправился к просеке.

Просека шириной до двух метров тянулась через лес. Она была устлана жердями. Мичман решил, что это волок, сделанный гиляками для перетаскивания лодок. Пройдя по просеке около трех километров, Чи­хачев вышел к реке и увидел двух нейдальцев, ловив­ших с лодки рыбу.

От них он узнал, что река эта впадает в озеро Кизи и называется Таба. Просека же сделана действитель­но для перетаскивания лодок.

Чихачев вернулся к своим. После короткого отды­ха путешественники продолжали путь к северу вдоль гористого, заросшего непроходимой тайгой по­бережья.

Холодный ветер, разводя волну, нагонял целые стада льдин, которые, сдвигаясь с треском и грохо­том, грозили раздавить лодку. Путешественники шес­тами расталкивали льдины, лавировали между ними. Волны заплескивали в лодку, руки стыли, кожа трес­калась от холода, и соленая вода разъедала трещины. Одежда не просыхала. Короткие ночевки почти не восстанавливали сил.

На пятый день путники подле мыса Сущева едва избежали гибели, спасаясь от надвигающихся ледя­ных полей в бухточку. С грохотом и треском напол­зали льдины на берег и виднелись в море, сколько хва­тал глаз. Похоже было, что плавание окончено.

Несмотря на давно уменьшенный рацион, запас су­харей уже истощился.

Решено было бросить здесь лодку и идти дальше пешком, захватив инструменты и карты. Пробирались через лес без дороги, положась на компас да на сове­ты Афанасия. Ценою невероятных усилий Чихачев и его товарищи преодолели два горных отрога и снова увидели море.

За время, что они брели по лесам и через горы, сильный шторм разбил и отогнал от берега ледяные поля. Море освободилось.

Надо было возвращаться к лодке и продолжать плавание. Чихачев и Попов понимали, что пешее путе­шествие, подобное только что проделанному, им боль­ше не по силам.

В обратный путь двинулись вдоль берега, по кам­ням, под отвесными обрывами, по скользкому и изло­манному ледяному припаю. Когда путники дошли до полного изнеможения и, напрягая остатки сил, обогну­ли последний мысок, то наконец увидели бухточку и свою лодку, чернеющую на серой гальке.