Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

У матери было мало молока. Ребенок голодал, хирел. Невельской терял голову от горя, а тут пришло известие, что из Николаевска ночью на вельботе де­зертировало пять матросов. Беды рушились одна за другой, но Невельской не сдавался, находя в себе си­лы для борьбы и работы.

Двадцать восьмого июля пришел из Аяна корвет с незначительным количеством запасов и товаров. Ка­шеваров уведомлял, что больше прислать не мог, так как в Аян еще не прибыло компанейское судно.

Невельской отправил корвет снова в Аян. Чихачев был послан на нем с тем, чтобы лично добиться у Кашеварова товаров и продовольствия, необходимых Амурской экспедиции. Затем он должен был с под­робным отчетом ехать в Иркутск к Муравьеву

Невельской прекрасно понимал, насколько серьез­на ответственность, лежавшая на нем. Он видел, как болеют и слабеют люди, жизнь и благополучие

кото­рых были вверены в его руки. Жестокая кара грозила Невельскому, если действия его послужили бы пово­дом к столкновению с Китаем.

И это столкновение давно бы случилось, если бы были затронуты интересы Китайской империи. Но до сих пор действия Невельского не вызывали никакого протеста со стороны Китая. И Геннадий Иванович считал, что имеет полное моральное право продол­жать свою деятельность, направленную на пользу оте­честву.

Всем членам экспедиции даны были задания по обследованию новых районов.

Штурман Воронин был командирован на Сахалин для обследования протоки Виахту и залива Дуэ в об­становке навигации. Он пошел на шлюпке и, помимо этого основного поручения, должен был посетить за­лив Де-Кастри, чтобы подготовить его к занятию воен­ным постом.

Мичман Разградский оставался в Николаевске, а Бошняку была дана инструкция: «Следуя вверх по ре­ке Амур, через озеро Кизи, в залив Де-Кастри сухим путем, делать по пути съемку местности и промер реки».

Назначением этих экспедиций Невельской имел в виду приготовиться к занятию Кизи и залива Де-Каст­ри распространить на обследованном пространстве русское влияние и по мере возможности отстранить всякие покушения иностранцев на Приамурский край.

В конце августа сотрудники возвращались из ко­мандировок. 24 августа жители селения Пуль на лод­ке привезли совершенно больного Березина. Здоровье его никак не могло наладиться с тех пор, когда он в весеннюю распутицу по ледяной воде, талому снегу и грязи, не жалея себя, в течение двух с лишним не­дель пробивался на выручку терпевшему бедствие Чихачеву.

Вслед за Березиным прибыл на шлюпке Воронин, выполнивший свое поручение и привезший карты заснятых местностей и новые данные о Сахалине.

Штурман Орлов возвратился с Амурского лимана. Он убедился, что без парового судна обследовать лиманские фарватеры невозможно.

В половине сентября пришел в Петровское бот «Кадьяк» с казенным продовольствием. Он был так расшатан и гнил, что отправляться в обратное плава­ние на нем было рискованно, и его оставили на зимов­ку в Петровском.

Чихачев между тем в Аяне сражался с представи­телями Российско-Американской компании и портовым начальством, стараясь получить от них продоволь­ствие для бедствующих своих товарищей. Старания его были бы безуспешны, если бы в Аяне, на счастье Амурской экспедиции, не оказался Б. В. Струве, чи­новник по особым поручениям при генерал-губернато­ре. Он приехал в Аян из Якутска для того, чтобы най­ти новую дорогу в обход скалистого Джугджурского хребта.

Муравьев не отказывал в некоторой поддержке Невельскому, но очень скупился на средства, имев­шиеся в его распоряжении. Зато генерал-губернатор не жалел усилий на улучшение сообщений с Камчат­кою через Аян. На это было уже истрачено несколько сот тысяч рублей.

Струве, побывавший на Камчатке и на обратном пути познакомившийся с Невельским, сочувствовал его стремлению воссоединить Амур с Россией. Как человек, превосходно знающий все тайные пружины сибирских дел, он давно заметил неприязнь Завойко к Невельскому, еще при самом ее зарождении, в 1849 го­ду, когда своими открытиями Невельской скомпро­метировал сведения, за два года до того поступившие через Завойко на высочайшее имя. В безвыходном по­ложении Невельского и его экспедиции Струве винил Завойко.

Вот как описывает он обстоятельства, при которых Невельскому удалось получить хоть немногое из то­го, что было необходимо для спасения от голодной смерти вверенных ему людей:

«Здесь же я встретился с крайне грустным фактом, угрожавшим весьма прискорбными последствиями, если бы не удалось отстранить их: с отсутствием еди­нодушия между главными нашими морскими деяте­лями на Восточном океане, Северо-Американской ком­панией, камчатским губернатором Завойко, начальни­ком Аянского порта Кашеваровым и трудившимся с величайшим самоотвержением на устье Амура капи­таном Невельским, фактом, доказывающим, до какой степени личное, жалкое самолюбие иногда ослепляет лучших деятелей во вред важному государственному делу. Несмотря

на то, что генерал-губернатор предпи­сал начальнику Аянского порта и камчатскому губер­натору, во-первых, усердно содействовать экспедиции Невельского, который должен был распоряжать­ся совершенно самостоятельно всеми лицами и сред­ствами, состоявшими в его ведении, и, во-вторых, при­казать всем казенным и компанейским судам, следую­щим из Аяна в Петропавловск и Ситху, заходить в Петровское зимовье, – главное правление компании поручило начальнику Аянского порта смотреть на экс­педицию Невельского как на торговую экспедицию аянской фактории и предписало ему, Кашеварову, дать необходимые инструкции лицам, находившимся в непосредственном распоряжении Невельского, а с запасами для Петровского зимовья ни под каким ви­дом и предлогом не посылать туда компанейских судов. Это распоряжение, не говоря уже о том, что оно не соответствовало важности государственного дела, порученного Невельскому, и к тому же было оскорби­тельно для него и всех служивших в экспедиции, прямо-таки угрожало голодною смертью всем без исклю­чения находившимся в Амурской экспедиции. К счастью, 18 июля пришел на Петровский рейд кор­вет «Оливуца» под командою замечательно рассу­дительного лейтенанта Лихачева, но с предписанием от камчатского губернатора более не заходить нику­да и быть обратно в Петропавловске никак не позже 1 августа. Лихачев, однако, послушался Невельско­го и вернулся в Аян. Кашеваров, по неприбытию еще в Аян компанейского судна, сначала не хотел было ничего отпустить из имевшихся в аянских мага­зинах запасов для Петровского зимовья. Лихачев обратился тогда к моему посредничеству, объяснив мне действительно ужасающее положение Амурской экспедиции, если требование Невельского не будет исполнено. С величайшим трудом удалось мне убедить Кашеварова погрузить на корвет «Оливуца» из запасов аянских если не все, то часть того, что тре­бовал Невельской; при этом для убеждения Кашева­рова я обязался, если на имеющем прибыть в Аян компанейском судне не будет доставлено ему то, что он отпустил для Петровского зимовья, пополнить все каким бы ни было способом из Якутска. Хотя Невель­ской и был отчасти удовлетворен, тем не менее он счел необходимым командировать мичмана Н. М Чихачева через Аян и Якутск в Иркутск к генерал-губерна­тору для личного доклада о затруднительном положе­нии, в которое была поставлена и еще находилась Амурская экспедиция»[44].

Невельской, Екатерина Ивановна и все участники Амурской экспедиции с нетерпением ожидали прихо­да корабля из Аяна. Наконец он появился на Петровском рейде, но с малоутешительными вестями. Каше­варов писал, что посылает всего в малом количестве, но и это делает на свой страх, опасаясь взыскания за самовольство. Он просил не задерживать корабль в Петровском более двух дней.

Когда все полученное было учтено, то оказалось, что чаю, сахару и муки недостаточно для полного обеспечения всех до следующей навигации. Водки, крупы и медикаментов не было вовсе, а товаров для торговли имелось столько, что нечего было думать о «прибылях», на которые рассчитывало правление Российско-Американской компании, чтобы возместить рас­ходы на экспедицию. Их могло только хватить для об­мена с гиляками на корм собакам, пищу людям да получение у маньчжуров проса и водки, необходимых для питания команды.

Как ни тяжело было, но обстоятельства вынудили Геннадия Ивановича на мероприятие, против которого восставала вся его душа.

Весь провиант разделили на порции, причем при­нималось в расчет, что те, кто должен был зиму про­вести в командировках, то есть Орлов, Бошняк, Березин, Разградский, Воронин, Петров и казаки, их сопро­вождающие, получили рацион полностью, но всем остальным, не исключая самого Невельского, дава­лись сокращенные порции, едва достаточные для поддержания жизни.

Такого рода экономия быстро дала себя знать. Около одной трети людей заболели цингой.

Гиляки в большинстве случаев очень хорошо отно­сились к Невельскому и его подчиненным. Бедствен­ное положение экспедиции особенно подчеркнуло дружественное их расположение. Они привозили для заболевших свежую рыбу, черемшу и другие растения, помогающие при цинге, и делали это охотно, по соб­ственной инициативе, причем бескорыстно, ибо средст­ва экспедиции были так ограничены, что наградить их чем-либо за услуги не было возможности.

Мрачная и грозная, надвигалась вторая зимовка для горстки русских людей, брошенных на краю све­та в жертву голоду и смерти интригами мстительных, себялюбивых и недальновидных бюрократов.