Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

Разградский распростился со своими спутниками и отправился «домой», в Петровское, через Сунгари и Мариинск, а гольды поехали в Императорскую га­вань.

Двадцать третьего февраля они вернулись с доне­сением от Бошняка. Он писал, что цинга свирепству­ет, пять человек уже умерло.

«Я ожидал этого, иначе быть и не могло, потому что сюда, где все было приготовлено только для зимовки на 8 человек, вдруг собралось 75 человек и по­ловина из них, т. е. команда «Иртыша», буквально без ничего. Уповаю только на бога и надеюсь, что скоро получим от Вас, что надо для обеспечения на­шей участи... Я очень сожалею, что Н. В. Буссе, отправивший без продовольствия «Иртыш»

в пустыню не видит всех последствий своей эгоистической ошиб­ки. Он бы убедился тогда в полной несостоятельности своих воззрений: проживать в Тамари-Анива, где лю­ди сразу же были размещены в сухих зданиях и где можно достать продовольствие, не то, что в пустыне. Он задался какими-то неуместными политическими воззрениями, здесь гибельными и к делу не идущими. Не в таком же ли положении была бы и команда на Сахалине, как здесь, если бы следовать его неумест­ным воззрениям?»

Требовалась срочная помощь товарищам. Орлов настоял на том, чтобы его также послали на выруч­ку. Он немного оправился от истощения, хотя еще был слаб, и Невельской согласился наконец отпус­тить его. Мужественный старик на двух тяжело гру­женных картах в жестокий мороз двинулся в путь. С Орловым на имя Бошняка была отправлена ин­струкция, касающаяся дальнейших исследований и передвижения постов к югу с наступлением навигации.

Незадолго до отъезда Орлова пришла почта из Аяна. Генерал-губернатор Муравьев уведомлял, что экспедиция Ахте, направленная в Удский край, в ре­зультате тщательных исследований Яблонового хребта возле Верховьев реки Уды подтверждает донесе­ние Невельского о том, что никаких китайских погра­ничных знаков там нет.

Кроме того, он сообщал, что объявлена война с Турцией и ожидается разрыв с Англией и Франци­ей и что царь, несмотря на самовольные действия Не­вельского, занятием Сахалина, Де-Кастри и откры­тием Императорской гавани остался доволен и ожидает дальнейших шагов по окончательному утверж­дению во всех занятых пунктах. Далее Муравьев из­вещал, что в Забайкальской области строится для Амура пароход «Аргунь».

В этой же почте оказалось другое письмо генерал-губернатора, служившее первым вестником надвига­ющейся на Невельского опалы. Не принимая во вни­мание всех обстоятельств дела, Муравьев делал рез­кий выговор Геннадию Ивановичу за тон переписки с правлением компании в тот период, когда Невель­ской так яростно боролся, чтобы спасти от гибели членов экспедиции, обреченных на голод распоряже­ниями правления.

«Вследствие полученного мною секретного письма и сообщения мне различных официальных бумаг Ваших в главное правление, я, к сожалению, должен заметить Вашему высокоблагородию, что выражения и самый смысл этих бумаг выходят из границ прили­чия и, по моему мнению, содержание оных, кроме вреда для общего дела, ничего принести не могло; в заключении этом Вы убедитесь сами, прочитавши прилагаемую при сем в подлиннике записку главного правления Российско-Американской компании, пре­провождаемую к Вам и для руководства. Неудоволь­ствия Ваши не должны были ни в коем случае давать Вам право относиться неприлично в главное правле­ние, место, признаваемое правительством наравне с высшими правительственными местами...»[55]

Несмотря на это письмо, Невельской все же мог быть более или менее спокойным за свои действия, но его жестоко мучило тяжелое положение в Импера­торской гавани. Дома тоже было не все благополуч­но. Родилась вторая дочь, Ольга, мать снова не мог­ла кормить ее и от горя заболела.

Все это было тягостно. Над личной судьбой Не­вельского тоже собирались тучи, и одним из мрачных вестников

грозы был Буссе, за короткий срок успев­ший натворить много зла.

В конце февраля из Тамари-Анива прибыл с поч­той Самарин, служащий Российско-Американской компании, в суровых зимних условиях пересекший по длинной оси весь Сахалин, по льду перешедший Татарский пролив и благополучно добравшийся до Петровского. Он привез донесение от Буссе, а также подробный и интересный журнал Рудановского.

XXIV. НА САХАЛИНЕ

После отъезда Орлова на «Иртыше» жизнь в Тамари-Анива пошла по-старому.

Рудановский готовился к экспедиции для исследования южной части Сахалина, чтобы на основании полученных данных составить карту. Точной карты острова еще не существовало.

Но у Буссе были свои представления о стоящих перед ним и его помощниками задачах. Прежде все­го он хотел построить «крепость», так как ожидал с минуты на минуту нападения «инородцев» и боялся этого нападения.

Рудановский, офицер деятельный и знающий, жи­вя под начальством Буссе, много неприятностей тер­пел от самонадеянного невежества и мелочной при­дирчивости майора. Он мечтал об исследовательской работе, а Буссе поручил ему следить за тем, как из­мученные непосильным трудом и плохим питанием матросы таскают бревна, то есть заниматься делом, с которым отлично мог бы справиться любой урядник или боцман.

Настойчивые просьбы Рудановского отпустить его в экспедицию раздражали майора. Плохо представляя себе, как именно следует работать географу-ис­следователю, Буссе тем не менее и мысли не допус­кал, что следует довериться Рудановскому, человеку со специальным в этой области образованием.

Он считал, что уронил бы свой авторитет, если бы «пошел на поводу у подчиненного».

«...Я все более и более убеждался, – писал в сво­ем дневнике майор, – что судьба мне послала беспо­койного и малополезного сотрудника[56]. Рудановский вообразил себе, что он может действовать совершен­но независимо от меня и если бы еще предположе­ния его насчет исследования страны были бы благо­разумны, – а то он вообразил себе, что прежде все­го надо сделать карту ближайших к нам берегов... Я убедил его наконец в пользе и необходимости ис­следовать р. Сосую...»

Определив, на сколько дней нужно ехать Руда­новскому, каких брать с собою людей и количество продовольствия, Буссе стал «разъяснять» ему, на что больше всего следует обратить внимание при «иссле­довании неизвестной страны». И в заключение сказал, что на этот предмет Рудановский получит письмен­ную инструкцию.

Самоуверенное невежество гвардейца возмутило опытного и знающего моряка. Рудановский заявил, что он будет ездить и делать съемки так, как нахо­дит нужным, и так, как его этому обучали. А если Буссе будет давать ему свои нелепые инструкции и указания, то толку от поездок не будет и лучше он тогда вовсе не поедет.

– В таком случае я подам на вас рапорт генерал-губернатору! – крикнул взбешенный Буссе.

– Подавайте, – ответил Рудановский и ушел из комнаты.

Буссе с упрямой методичностью написал инструк­цию и, вызвав Рудановского к себе, заявил, что он не даст гребцов и продовольствия для похода, если Рудановский будет действовать самостоятельно, и во­обще отчислит его от экспедиции.

Офицер вынужден был покориться и выслушать лицемерно-кроткие поучения немца.

Шестого сентября Рудановский уехал. Буссе про­вожал его и, стоя на берегу, напутственно помахивал рукою в белой перчатке. Когда долговязая его фигу­ра скрылась из виду, Рудановский плюнул и облег­ченно вздохнул.