Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

В заключение Невельской объявил Буссе, что очень хорошо понимает то критическое положение, в кото­рое задержкой корабля «Николай I» будет поставлен Кашеваров, вполне зависимый от главного правления компании, но делать нечего – надобно будет ула­дить это.

Понятно, что Буссе, совсем не обладавший тем самоотверженным чувством долга, которое было характерно для других членов Амурской экспедиции, был очень недоволен таким оборотом дела. Однако он вынужден был подчиниться Невельскому, в распоря­жение которого был откомандирован.

С этих пор удивление перед странным для него укладом жизни и методом действий перешло в настоя­щую

неприязнь ко всем членам экспедиции и особен­но к начальнику ее. Эта неприязнь выражалась в том упорном саботаже распоряжений Невельского, кото­рый Буссе мог позволить себе, не вызывая обвинения в дисциплинарном преступлении, и который он прово­дил систематически, стараясь при этом, чтобы результатами саботажа был скомпрометирован не он, а начальник экспедиции.

Приняв решение, Невельской в сопровождении Буссе отправился на судне «Николай I» в Аян, чтобы уладить дело с десантом без ущерба для зимовщиков. «Николай I», заштилев перед входом в Аянскую бух­ту, стал на якорь. Геннадий Иванович решил пригла­сить начальника Аянского порта Кашеварова на судно и постараться убедить его в необходимости поскорее погрузить товары, предназначенные для Сахалин­ской экспедиции, на «Николая I» и отпустить этот корабль в распоряжение Невельского. Много крови попортил Геннадий Иванович, понуждая холодного и боязливого служаку на поступки, требующие решительности и отваги, инициативы и беззаветного пат­риотизма.

Между тем Буссе вполне сочувствовал Кашеварову. Как можно было рисковать своим положением, отпуская в Сахалинскую экспедицию «Николая I», когда велено было отправить «Константина»? Мало ли, что «Константин» наверняка не сможет выполнить порученное дело! Это уж его не касается. Это дело на­чальства. Сочувствуя Кашеварову в его трудном положении, Буссе был уверен, что Невельской со всей свойственной ему горячностью будет действовать в интересах дела. Столкновение между начальником Аянского порта и начальником Амурской экспедиции было неизбежно.

«...Я предвидел затруднения и столкновения, – пишет Буссе в своем дневнике, – которые могли бы худо кончиться при горячем характере Невельского. Итак, я решился взять на себя роль примирителя, на­мереваясь всеми способами стараться кончить дело тихо и мирно и, следовательно, скоро и порядочно. С этими мыслями я вошел в дом г. Кашеварова»[52].

Миссия примирителя у майора не получилась. Кашеваров наговорил ему резкостей и отказался ехать к Невельскому. Буссе рассердился. Возвратив­шись на корабль, он рассказал Невельскому о своей неудаче и о вызывающем тоне Кашеварова. Геннадий Иванович вздохнул и покачал головой. Время было дорого, и следовало любой ценой заставить Кашева­рова помочь делу. Невельской решил сам ехать в Аян.

Кашеваров в конце концов, кряхтя и морщась, со­гласился на требования Невельского. Спешно присту­пили к погрузке. Зная, что благополучная и комфор­табельная зимовка на Сахалине зависит от того, ка­кими припасами будет снабжен «Николай I», Буссе проявил чудеса настойчивости и решительности, отби­рая на складах то, что ему казалось особенно необходимым. Правда, это касалось главным образом ве­щей для питания и обихода офицеров. Там, где речь шла о нижних чинах, он был сговорчивее и менее придирчив.

Третьего сентября «Николай I» закончил погрузку и пошел в Петровское. Уже тут, на корабле, у Буссе начались нелады с лейтенантом Рудановским. Буссе требовал мертвой николаевской дисциплины и не мог мириться с самостоятельностью

и инициативой подчиненного. Несмотря на то, что сам майор, пехотный офицер, ничего не смыслил в морском деле, он был недоволен тем, что Рудановский, моряк, в его присут­ствии отдает приказания матросам и распекает их за неправильные действия.

На другой день по приходе «Николая I» в Петров­ское зимовье подошли «Байкал» и «Иртыш». Коман­дир «Байкала» доложил Невельскому, что поручение выполнено. В условленном месте на Сахалине выса­дился Орлов с матросами и основал пост, названный Ильинским.

Отдав распоряжения остающимся в Петровском «Байкалу» и «Иртышу» о разгрузке и дальнейших действиях, Невельской решил на «Николае I» отпра­виться в Тамари-Анива. Он брал с собою Бошняка, едва оправившегося от болезни. Распростившись с остающимися, отплывающие сели в шлюпки и уже огибали «кошку» на пути к «Николаю I», как вдруг на берегу послышались крики и показался бегущий матрос. Оказалось, что Буссе забыл в Петровском зи­мовье 6 тысяч рублей серебром – всю кассу Сахалин­ской экспедиции. Нисколько не смущенный своей рас­сеянностью, он пересел на байдарку и отправился об­ратно за деньгами.

В 10 часов вечера «Николай I» наконец снялся с якоря.

При выходе в море подул ветер штормовой силы. Буссе, непривычный к качке, проклинал свою судьбу, отлеживаясь в каюте.

«Николай I» держал курс к мысу Крильон в зали­ве Анива на Сахалине, где Невельского должен был ждать Орлов. Однако на условленном месте Орлова не оказалось, а так как надвигалась осень (было уже 19 сентября), то Невельской вынужден был идти дальше.

Вечером 20 сентября «Николай I» бросил якорь против селения Тамари-Анива. Смеркалось, спускался густой туман. На берегу было заметно движение, вы­званное, видимо, приходом судна. Сквозь туман там и тут вдоль берега показывались огни, гудели гонги и раздавались тревожные оклики. Невельской прика­зал на всякий случай зарядить картечью пушку и ноч­ной вахте быть особо бдительной.

К утру туман рассеялся, и при красном свете низ­кого, только что поднявшегося из холодного моря солнца русские моряки увидели берег.

Обрывистый, переходивший в невысокие возвы­шенности, он прерывался долиной там, где в море впадала небольшая речка. Справа в воду вдавался высокий мыс, на котором виднелось несколько строе­ний. На берегу, под обрывами лежали вытащенные на сушу лодки, а дальше находились склады леса.

На холмах вблизи селения было что-то похожее на батарею; там толпился народ.

Невельской на двух шлюпках в сопровождении Буссе и Бошняка пошел в разведку.

Геннадий Иванович установил, что высокий мыс, господствующий над селением и всем побережьем, – место, наиболее удобное для устройства на нем укреп­ления, однако Буссе не соглашался с этим. Его внима­ние привлекала долина реки, которая явно не годи­лась для устройства поста. С холмов, замыкавших ее на севере, или же с возвышенности, где находилось селение, очень легко можно было атаковать. Так как оставаться на Сахалине должен был Буссе, то Невель­ской предоставил ему возможность сделать более под­робный осмотр местности. Жители Тамари-Анива – айны, в большом числе толпившиеся на возвышен­ностях, не препятствовали высадке. Буссе отправился бродить по берегу, а Невельской остался около шлю­пок и закурил трубку. В своем дневнике Буссе приво­дит этот факт как пример равнодушия и невниматель­ности Невельского.