Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

Лейтенант тщательно обследовал реку Сосую и ее бассейн на всем течении, выяснил, какие и куда ве­дут пути из ее долины, сделал карту. Много дней шел он вверх по течению то бечевой, то на лодках, то пешком до самых истоков Сосуи. 25 октября он вернулся в Муравьевский пост.

После долгих споров с Буссе Рудановскому уда­лось все же поставить на своем и совершать свои экс­педиции по плану, который обеспечивал отличные результаты. С ноября по март он обследовал и на­нес на карту весь Южный Сахалин.

Рудановский отравлял существование Буссе «не­покорностью, дерзостью и энергией». Приказчик Рос­сийско-Американской компании Самарин изводил май­ора «своей

вежливостью, ленью и странностью поня­тий»[57].

Оба эти труженика за одну зиму совершили дело поистине великое. Рудановский обследовал и нанес на карту весь Южный Сахалин.

Самарин, покинув Муравьевский пост 10 января 1854 года, 18 февраля добрался до Петровского зи­мовья, пройдя весь Сахалин по длинной оси. После непродолжительного отдыха он проделал этот же путь в обратном направлении. Сведения, собранные в отчете Самарина, давали представление о неизвест­ных до того районах острова.

Таким образом, за два с небольшим года трудами Бошняка, Орлова, Рудановского, Самарина и Воро­нина Сахалин был довольно подробно исследован и нанесен на карту.

XXV. ОБОСТРЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ С МУРАВЬЕВЫМ.

СПЛАВ ВОЙСК ПО АМУРУ

В начале марта 1854 года, когда были приняты все возможные в положении Невельского меры для спасения бедствующих в Императорской гавани, Ген­надий Иванович в письме к Буссе писал:

«...Остаюсь уверенным, что в соответствии с моими приказаниями и личными распоряжениями Вы посла­ли, в связи с ожидаемой ранней весной в Татарском проливе американской эскадрой, в залив Такмака, или Маока, Н. В. Рудановского весновать в нем и на­блюдать за обстоятельствами, сопровождающими вскрытие залива, и за направлением и силой господст­вующих там ветров. Уверен также, что Вы не преми­нете сделать подобные же наблюдения в соседнем с Муравьевским постом заливе Вашего имени (Тообучи). Подобные наблюдения, как я Вам лично объяс­нил, необходимы для определения степени безопасно­сти зимовки судна, которая, как Вам известно, неми­нуемо должна последовать с 1854–55 года...»

Ни одно из указанных Невельским мероприятий выполнено не было. Рудановский пробовал настаи­вать на необходимости провести наблюдения над за­ливами ввиду предстоящей навигации, но Буссе не расположен был «распылять свои силы». Он ожидал неминуемого нападения японцев и начал строить вто­рую деревянную башню. Кроме того, упряжные собаки понадобились для перевозки льда, которым он на лето набивал ледники.

В своем письме Невельской давал Буссе распоря­жения на случай войны с Англией и Францией, кото­рая могла разразиться со дня на день. Разрыв с Тур­цией был первым симптомом к развязыванию войны[58].

Невельской приказывал Буссе не оставлять Саха­лина, но разбить имеющийся в его распоряжении от­ряд на группы по 6–8 человек и разместить их по постам в заливах Анива, Такмака, Кусунай, Дуэ и Терпения.

Внутренние пути сообщения по острову, недо­ступные неприятелю, русским были известны, и снаб­жение таких полупартизанских партий, способных приковать к себе значительные силы врага, не пред­ставляло бы невыполнимой задачи.

В донесении генерал-губернатору Геннадий Ива­нович обобщал все сведения и весь опыт, накоплен­ный экспедицией. На основании этих данных он пред­лагал мероприятия как по освоению края, так и по обороне его в грядущей войне.

С Дмитрием Ивановичем Орловым было послано в Императорскую гавань Бошняку распоряжение ид­ти на корабле «Николай I» к пункту 46°30' и отсюда на шлюпке и байдарке начать исследование побе­режья к югу. Сам

Невельской к 5 июня рассчитывал встретиться с Бошняком в условленном месте побе­режья и оттуда отправиться на «Байкале» в наибо­лее удобную из южных бухт, чтобы занять ее воен­ным постом.

Геннадий Иванович снова настойчиво подчеркивал идею о единственно важном значении для России не­замерзающих бухт в Уссурийском крае, удобно со­общающихся по рекам Уссури и Амуру с внутренни­ми областями государства.

Муравьев считал, что достаточно ограничиться ле­вым берегом Амура, чтобы в устье его создать пере­валочный пункт грузов, предназначенных для разви­тия и укрепления Петропавловска. Занятие Де-Кастри и Императорской гавани казалось ему излишним.

Но Невельской в своем донесении писал о необ­ходимости поставить пост в устье Уссури: «Пункт этот, как ближайший к побережью южного Уссурий­ского края и как пункт центральный относительно Нижнеамурского и Уссурийского бассейнов, представ­ляет такую местность, в которой должна сосредоточиваться вся главная наша деятельность в этом крае и управление им»[59].

Геннадий Иванович указывал на мероприятия, ко­торые, по его мнению, следовало предпринять в пер­вую очередь для исследования Сахалина и упрочения его за Россией, а затем подробно излагал план обо­роны края на случай войны.

Русская эскадра на Тихом океане была так не­значительна, что не могла противостоять силам англо-французов в открытом сражении. Кроме того, она все еще не имела баз для снабжения и ремонта. Но, с другой стороны, неприятель ничего не знал об от­крытиях Невельского. Освоенные им прибрежья бы­ли врагу совершенно неведомы Гиль и Остен не сумели открыть тайну Амура. План Невельского заклю­чался в том, чтобы, избегая решительных сражений, привлечь неприятеля к блокаде побережья до корей­ской границы и тем самым заставить его фактиче­ски признать край принадлежащим России, отвлекая вместе с тем значительные силы врага на эту бло­каду.

План Невельского не соответствовал ни харак­теру, ни намерениям генерал-губернатора Муравьев, воспитанный в традициях кавказских войн, не при­знавал пассивности в обороне. Планы Невельского и его проекты будущего устройства края казались Му­равьеву неуместной вольностью. Он считал, что Не­вельской захватывает прерогативы, ему не принадлежащие. Ничего не ответив Невельскому на его представление, Муравьев, препровождая ему орден Владимира 3-й степени, написал лишь, что сам намере­вается спуститься в низовья Амура из Сретенска вместе с войсками, предназначенными для укомплек­тования экспедиции и подкрепления Петропавловска. Тем самым он давал понять, что берет в свои руки дальнейшую судьбу края.

Уже несколько лет длилась борьба Муравьева с министерством иностранных дел, лично с Нессельроде. Министр, обычно готовый по первому мановению царя черное назвать белым, а белое черным, в отно­шении дальневосточных дел проявлял неожиданную стойкость, поддерживаемый Чернышевым, Бергом и другими заинтересованными лицами. Нессельроде ру­ководствовался не страхом перед мифической воен­ной мощью Китая, а боязнью, что началом русского судоходства на Амуре будет нанесен ущерб кяхтинской торговле, в которой министр был заинтересован далеко не платонически. Всюду, где только мог, этот маленький немец в больших очках, рискуя даже на­влечь на себя неудовольствие грозного царя, препятствовал энергическим усилиям Невельского и Му­равьева пробить для России свободный выход на Ти­хий океан. 3 января 1854 года борьба закончилась победой Муравьева.