Путь к счастью
Шрифт:
– Вы поставили перед собой прекрасную цель, правда? Женщина – капитан смешанного экипажа…
– Да, – согласилась она с невольной гордостью, – и кое-чего добилась. Но, к сожалению, не довела дело до конца, не выиграла гонки, так что мои достижения немногого стоят, ведь так?
– Нет, не так! Люди в вас поверили, они не сомневались в ваших способностях привести их к победе, а это удается далеко не всякому.
– Может, вы и правы, – вздохнула Лиана. – Кажется, кто-то пришел, – добавила она, услышав звонок в дверь.
Наклонив голову к плечу, Джед кивнул.
– Это Хедер,
– Конечно, не беспокойтесь. Хотите, я приготовлю чай или еще что-нибудь?
– Спасибо, не надо, я сам.
– Папа! – крикнул с лестницы Саймон. – Пришла Хедер!
– Иду! – отозвался Джед. Дружески улыбнувшись Лиане, он вышел из комнаты. Через секунду она услышала, как он сбегает вниз по лестнице.
Минуту-другую она не двигалась с места, уставившись перед собой невидящими глазами, и заново переживала тот день, когда рухнули ее мечты. Напрасные, разрушительные воспоминания… Божья воля свершилась. Но жизнь продолжается, Лиана, какое тебе дело до Дэвида Хэнсона, будь он проклят! Одна дверь закрывается, а другая распахивается… Банальная мысль, но верная. Глянув на часы, Лиана удивилась: уже начало седьмого, а они еще не ели. Ей вдруг захотелось блинов. Блины? А почему бы и нет? Если на Пасху готовят индейку, почему нельзя напечь блинов в июле? С лукавой улыбкой, напоминавшей прежнюю Лиану, она решительно расправила плечи и вышла в коридор. Джед прав: жизнь порой наносит тяжелые удары, но в ней есть и радости.
Саймон сгорбившись сидел на лестнице, нахохлившись, как воробей. Кристофер Робин без своего верного Медведя. Еще одна неприкаянная душа, чей мир рухнул. Лиана пересекла площадку и присела рядом с мальчиком.
– Не знаю почему, – негромко произнесла она, – но на лестнице всегда хорошо думается. Интересно, о чем ты размышляешь?
Искоса взглянув на нее, Саймон смущенно улыбнулся, но его улыбке недоставало обычного обаяния.
– Папа запретил спрашивать тебя…
– Но это выше твоих сил? – поддразнила Лиана.
Саймон облегченно усмехнулся.
– Ты была известной спортсменкой? – с любопытством спросил он.
– Нет, ну что ты! Скажем так: широко известной в узком кругу, – невесело хмыкнула она.
– Как это?
– Извини, я неудачно пошутила…
– Ничего, я привык. Папа все время острит, и я не всегда его понимаю. Лиана… – неуверенно продолжал он, – тебе трудно об этом говорить?
Пораженная его деликатностью, Лиана кивнула.
– Да. У меня внутри притаилась боль, словно в груди застрял ком, от которого никак не избавиться.
– И тебе хочется, чтобы люди понимали твою боль без всяких объяснений и не приставали с расспросами?
– Да, – тихо согласилась она. – То же было и с тобой, когда умерла Нэн? – догадалась она.
– Да.
– Хочешь о ней поговорить? Она была особенная, правда?
– Правда. Очень хорошая. Смешная и добрая, – добавил он, и лицо его омрачилось. – Всегда шутила и смеялась. Носила фартук, от нее вкусно пахло пирогами. – Углубляясь в воспоминания, он оживился. – Нэн говорила, что я лучше, чем свежая булка, не такой мягкий внутри. Она хотела сказать…
– Что ты храбрый и сильный и не раскрошишься, когда оторвется корочка. Больше
– Точно! – засмеялся мальчик. – Именно так Нэн и говорила.
– А мне повезло, правда? Я должна радоваться, что не умерла, просто немного поболела и теперь не могу делать то, что хочется, а я обиделась на весь белый свет. Мне действительно было очень плохо, – вздохнула Лиана. – Я была злая и несчастная, сердилась на себя за то, что стала такой, но ничего не могла поделать. Так что прости, если я не сумела вникнуть в твои проблемы.
Саймон удивленно возразил:
– Наоборот! Ты сразу все поняла. Не суетишься вокруг меня, не называешь «деткой» или «бедняжкой», не говоришь: «Поди поиграй». Фу! Терпеть этого не могу!
Интересно, кто имел глупость так с ним обращаться? Лиане вдруг захотелось обнять мальчика и прижать к себе. Какой он необычный: то рассуждает совсем как взрослый, то превращается в трогательного обиженного ребенка.
– Хочешь блинов? – предложила Лиана.
Саймон изумленно воззрился на нее и широко улыбнулся.
– Хочу! – Он вскочил на ноги и кубарем скатился вниз по лестнице, прежде чем она успела подняться.
Довольная собой, Лиана последовала за ним. Какая жалость, что мировые проблемы нельзя решить с помощью такого простого средства, как блины!
В кухне она нашла необходимые продукты – за что, несомненно, следует благодарить Мэри, которая, видимо, постоянно пополняет запасы, – а также две небольшие сковородки, и в четыре руки они с Саймоном энергично взялись за дело. Напекли целую гору блинов и, спустившись в гостиную, принялись с аппетитом уплетать плоды своего труда. Когда Джед в сопровождении секретарши появился на пороге, Лиана и Саймон сидели рядышком, перемазанные сахаром и маслом и очень довольные собой. Джед остановился как вкопанный, словно не поверил собственным глазам.
– А где моя порция? – наконец спросил он, переводя взгляд с их смеющихся физиономий на пустые тарелки.
– В миске еще осталось тесто, – сообщил Саймон, улыбаясь до ушей.
– Вот спасибо, – сказал отец, заражаясь их веселым настроением, и повернулся к Хедер. – Хотите блинов?
– Нет, ну что вы! – возразила та. – Я их с детства не ем.
– Правда? – удивился Джед и, уловив в тоне девушки желание выставить Лиану и Саймона в неблагоприятном свете, лицемерно посочувствовал: – Бедняжка, мне вас очень жаль. Вы, конечно, уже познакомились с Лианой? – добавил он.
– Да. Привет, Лиана, – пропела Хедер с напускной любезностью и снисходительно улыбнулась.
– Доброе утро, Хедер.
Лиану так и подмывало надерзить секретарше: то ли оттого, что она еще не оправилась от шока, вызванного телепередачей, то ли оттого, что не испытывала симпатии к Хедер, а главное – не знала, какие чувства питает к этой девице Джед. По-человечески Хедер можно понять: она недовольна появлением другой женщины в орбите ее обожаемого начальника, но зачем же вести себя так, словно Лиана просто шофер и потому не заслуживает внимания? Джед не делал между ними различий, Хедер это видела и злилась еще больше. Его ровное отношение к обеим только подливало масла в огонь, превращая взаимную неприязнь в откровенную ненависть.