Путь к себе

Купцова Елена

— Вот это фи-ннт, — протянул он. — Я же вас помню. Вы та самая бабочка, которая упорхнула от нас в самый разгар веселья. До сих пор помню ваше невинное детское плечико. Когда же это было? Три, четыре года назад?

— Больше.

— Конечно. ГэКаЧеПе, Белый дом. Столько воды утекло, а я вас сразу узнал. Неизгладимое впечатление. А вы не изменились.

Лика повнимательнее пригляделась к нему. Он тоже не слишком изменился, только поредели волосы на висках, да у глаз появились морщины и предательские мешочки. Сын подземелья.

— Решили-таки попозировать

мне для портрета?

— А что, похоже?

— Не очень.

— Где Виталий?

— У себя, где ж еще. Зализывает раны. Бурная, знаете ли, жизнь.

Она проскользнула мимо него и толкнула знакомую дверь.

В ноздри ударил затхлый запах давно не проветриваемого помещения. Комната была погружена во тьму, плотные занавески до пола не пропускали света. На кровати в углу что-то пошевелилось.

Лика быстро пересекла комнату и отдернула занавеску. Свет упал на кровать. Виталий лежал одетый на скомканных простынях и слабо пытался защититься рукой от яркого света.

Впечатление было такое, словно его только что переехал бульдозер. Распластанное тело, осунувшееся лицо, обтянутое серой пергаментной кожей, потрескавшиеся губы, слезящиеся глаза.

Лику передернуло от одной мысли о том, что эти руки, которые елозили сейчас по грязной простыне, когда-то прикасались к ней.

— Пи-ить, — простонал он, еле шевеля губами. — Пи-итъ!

Она стояла, не в силах пошевельнуться. Он сделал над собой усилие и сфокусировал на ней взгляд. Это явно далось ему с трудом. На лбу выступили капельки пота.

— А-а-а, — завыл он вдруг. — А-а-а… Прилетела птичка посмотреть на старого дружка. А чево, смотри, блин, мне не жалко. Радуйся’.

— А с чего мне радоваться?

— Как с чего? Сама свежа. как роза, а я… Во жизнь довела.

— Жизнь тут ни при чем. Сам себя довел.

— Угу, читав мораль, тешься, только попить дай.

Лика плеснула воды из банки в облупленную чашку и, приподняв его голову, поднесла к губам. Он жадно глотал, трясясь от наслаждения. Бессильно откинулся на кровать попытался вытереть мокрый подбородок, но не смог. Лика сделала это за него.

— Добрая, блин, спасительница. Откуда ты свалилась? Соскучилась, что ли?

Лика только качнула головой. Слова не шли, застревали в горле. И куда только подевался весь ее праведный гнев?

— А я скучал. Вес позвонить хотел, да не решался. Твоя фотография у меня — вон! — до сих пор висит.

Он дернул подбородком куда-то вбок. На стене над кроватью внесла сильно увеличенная фотография. Лика в потертых джинсах и видавшей виды куртке, наклонившись, разговаривает с чумазой маленькой девочкой лет десяти.

— Это ты тогда снял?

— А когда ж еще? Одна-единственная и есть. Сколько раз ее мои бабы в клочья рвали, а я новые печатал. Хрустальная мечта, а я ее просрал. Да чего теперь… Поздно уже. Или нет?

Его воспаленные глаза с безумной надеждой уставились на нее, на мгновение вспыхнули и потухли.

— Поздно… — Он устало опустил веки и затих.

— Я эту девочку тогда к себе взяла, — тихо сказала Лика. — А

ты ее на иглу посадил.

— Ты че несешь? В своем уме? Она ж маленькая.

— Тогда была маленькая, а сейчас ей шестнадцатый год. Ты ее снимал в этом твоем агентстве. Ее Машей зовут.

Виталий покосился на фотографию:

— Так это та самая Машка? Сексапилочка, нимфетка? Чума! Во влип!

— Тыдаже нe представляешь как. Это статья. Растленка несовершеннолетних и приобщение их к наркотикам. — Лика помолчала. — Знаешь, я ехала сюда, думала, убью тебя, по стенке размажу. А сейчас смотрю, и размазыватъ-то нечего. Ты все сделал сам. С собой ты волен поступать как угодно, а других гробить не смей. Имей в виду, если что еще узнаю или с Машей что-то случится, я тебя засажу. Так и знай. И eщe одно. Что это за сказочки про гастроли в Турции? Только мне лапшу на уши не вешай. Я не Маша.

Он молчал» затравленно глядя иа нее. Лика придвинулась ближе.

— Приторговываешь детьми? На жизнь не хватает? На наркоту эту твою?

— Ну, че ты на меня наезжаешь? — жалобно загнусил Виталий — В залете был, себя не помнил, вот и трепанул, чтобы произвести впечатление на девочку.

Лика поняла, что больше она ничего от него не добьется. А может, и правда все чистый блеф, бредни законченного наркомана.

— Все. Я ухожу. Но учти, я тебя предупредила.

Он лежал неподвижно, тупо уставившись в потолок. Лика вышла в коридор. Ульмас отскочил от двери и сделал вид, что ищет что-то на полу.

— Подслушивать нехорошо, или вам не говорили?

Он покраснел и отвернулся.

— Ему в больницу надо, — продолжала Лика. — Совсем плохой стал.

— Да был он уже там, — махнул рукой Ульмас. — Сбежал. Дохлый номер. Насильно не вылечишь.

Это был тот самый редкий вечер, когда они остались с матерью вдвоем. Ни та, ни другая никуда не спешили, никого не ждали, можно было, что называется, распустить волосы и расслабиться.

Анна Владимировна недавно ушла на пенсию к с тех пор пребывала в состоянии радостного изумления от свалившейся из нее свободы. В последние дни дела «Прогресса» шли все хуже. Его то объявляли банкротом и пускали, чуть ли не с молотка, то выволакивали из ямы. Она безумно устала от всей этой чехарды и теперь с удовольствием познавала себя заново. Возобновила захиревшие от нехватки времени старые знакомства, бегала по выставкам и театрам, просто гуляла, наслаждаясь покоем. Она даже как-то помолодела. посвежела, глаза блестели совсем по-юношески.

Сегодня она устроилась за столом в гостиной и, решительно сдвинув брови, сражалась с одним из своих любимых кроссвордов.

— Лика! — крикнула она дочери. — Кто такой обладатель «Оскара» за фильм «Покидая Лас-Вегас», племянник Копполы»? Пять букв.

Лика просунулась в дверь. Она только что вышла из душа и теперь пыталась расчесать гребнем непослушные влажные волосы.

— Какой, ты говоришь, фильм?

— «Покидая Лас-Вегас».

— Николас Кейдж. Он там дивно сыграл алкоголика.