Путь к себе

Купцова Елена

— Ты ухитрилась засунуть свой хорошенький носик в одно дело, которое тебя совсем не касается. Вот один человек и хочет с тобой потолковать.

— Что за человек и какое дело?

— Человек весьма уважаемый. В определенных кругах. А дело… Ты вчера была на Солянке у одного наркомана гребаного. Помнишь, о чем шла речь?

Лика, кажется, начинала понимать, откуда ноги растут. Наркотики, торговля детьми. Что-то в этом роде. Однако это были ее собственные догадки, и она ничего конкретного не узнала. Грубое словечко, брошенное походя в адрес Виталия, говорило о том,

что в «их» иерархии он занимает далеко не почетное место.

— Он пытался дочку мою посадить на иглу. Вот я и поехала вправить ему мозги по старой памяти. Но вправлять особо нечего, так, студень один, разбавленный героином. Или чем там он пробавляется.

Василий хохотнул. Видно, она попала в точку, сказала что-то приятное для него.

— Отработанный материал. Но фотограф уж больно хороший. Вот Дон его и держит.

Дон. Марио Пьюзо. «Крестный отец». Становится все интереснее. Лика навострила уши.

— По в последнее время совсем с катушек слетел, трепется направо и налево, лезет, во что не следует. Большим боссом себя возомнил.

— Но я все-таки не понимаю, при чем здесь я. Он ничего нового мне не сообщил. Так, постнаркотическнй бред.

— А про девочек, которых в Болгарию переправляют, не говорил? Про Матадора?

— Ничего.

— А у нас другие сведения.

— Интересно откуда.

— У нас свои источники информации.

Василий говорил с необычайной важностью, которая была бы комичной, если бы Лика не понимала, что вляпалась во что-то крайне неприятное.

— Послушай, Вася, мы с тобой не первый год знакомы. Дружили ведь когда-то одной компанией. Помнишь, ты, Митя, Нико, Вика, я. — Лика нарочно поставила его вперед, хотя он-то лидером никогда не был. — Ты бы объяснил мне по-свойски, зачем я вам понадобилась. Я ведь правда не в курсе. Честное пионерское.

Самос интересное, что она говорила совершенно искренне. Только, конечно, постаралась, чтобы искренность звучала возведенной в квадрат» а глазки честно, ну прямо по-пионерски блестели. «Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…» Насколько она помнила. Василий всегда был падок на латетику, мог даже пустить слезу умиления при упоминании о студенческом братстве.

— Но тюрьмой-то ты ему грозила?

Голос его слегка помягчел. Или ей показалось? Так или иначе, надо ковать железо, пока горячо.

— Но ты представь себя на моем месте. Ты же всегда был такой чутким добрый, отзывчивый. Попробуй. Твоя пятнадцатилетняя дочка, чудо такое кудрявое, нежное, чистое, ничем не замутненное. приходит домой вся раскрашенная, как папуас, на руках следы иглы, и несет какую-то околесицу о гастролях в Турции по фальшивому паспорту. Что бы ты сделал?

— Придушил бы гада.

— Вот именно. А я, поскольку твоей физической мощью не обладаю, попыталась придушить его морально. Вот и все. Ты пойми, мне дела нет, чем он занимается в свободное время, лишь бы девочку мою не трогал.

Василий явно заколебался. Лика лучезарно улыбнулась ему. «Попробую его дожать, а там уж будь что будет».

— А так тебе решать. «Жираф большой, ему

видней». Мне скрывать нечего. Только отвлечем отдела занятых людей.

Она отвернулась к окошку и начала, как могла беззаботно, напевать «Хабанеру» из «Кармен». Это его окончательно добило. Выудив из бардачка радиотелефон, Василий быстро набрал номер.

— Дон? Я на Окружной с нашей подопечной. Все проверил. Она чистая. Уверен. Да. Полная лажа. Что? Понял.

Лика продолжала напевать, будто происходящее ее вовсе не касалось. Василий отключился и тронул ее за руку:

— Все улажено. Можешь ехать в свою редакцию. Или зарулим куда-нибудь?

— Ты извини, у меня муж жутко ревнивый.

— Муж?

— Без пяти минут. Прямо Отелло. А ты молодец, пользуешься влиянием.

Василий самодовольно ухмыльнулся:

— Дон без меня никуда. Я у него вроде как пресс-секретарь и личный помощник.

— Лихо! Хорошая работенка, денежная. Упакован ты круто.

— Да уж! — хохотнул Василий. — Не то, что ваши дохлые гонорары. Да. никак не возьму в толк, откуда у тебя дочка такая взрослая.

— Приемная. Детство у нее очень тяжелое было. Мать — алкоголичка, била ее. Поэтому я так и взъелась на этого придурка, когда он ей вздумал голову морочить. Она и так достаточно в жизни нахлебалась и без Болгарии. А кстати, почему Болгария?

Вопрос выскочил сам собой. Лика отшлепать себя готова была от досады. Не сдержалась все-таки, выпустила репортерского джинна из бутылки. Знала она за собой этот грешок. Стоило запахнуть информацией, и ее было не остановить. И никакие доводы разума, который настоятельно советовал держаться подальше от Василия и Дона, сейчас не работали.

— Задворки Европы. Консервативное, бедное население, — продолжала она. — Не понимаю, что там ловить.

— Тут ты не права. Положительных факторов достаточно Мягкий паспортный режим, который и так-то никто не соблюдает, русский язык, дряблые правоохранительные органы. Вот и стоит какой-нибудь Милчо у собора в Варне и обстряпывает свои делишки, и никому до него дела нет. Кроме того. Болгария всего лишь перевалочный пункт. Деньги делаются в других местах.

— Слушаю тебя и просто балдею, — промурлыкала Лика. — Ты т-а-ак во всем разбираешься. Для меня это темный лес. Ну, Бог с ними. Ты из наших-то кого-нибудь видишь?

— Нет. А ты?

— Наталью с Нико иногда. Времени нет. А помнишь, как мы с лекций сбегали и деканатских теток дурили, чтоб не засекли?

И пошли воспоминания, бесконечные «А помнишь?», «А знаешь?». Все в полном соответствии с заповедями штандартенфюрера Штирлица. Человек запоминает последнюю тему разговора.

День выдался сумасшедший. Предстояло сверстать очередной номер журнала. Стол ломился от статей, интервью, фотографий, колонка главного редактора зияла белым пятном. а свежих мыслей, как на грех, за последние сутки не прибавилось. Придется сочинять на ходу, благо погода способствует. С утра помрачнело, с неба посыпалось что-то чахоточное, солнца как не бывало, а ему как раз лучше всего работается в дождь.