Путь к славе, или Разговоры с Манном
Шрифт:
— Джеки Манн? Лес Эльснер. — Он взял мою руку, пожал ее, даже не подождав, пока я сам ее протяну. — Сигареты «Фатима». Мы спонсируем передачу. Послушайте, Джеки, я тут хотел с вами кое о чем потолковать.
— Да вы просто с ума сошли, вы сами-то понимаете? Оба, вы оба с ума… вы просто… — Фрэн разгорячилась и раскраснелась. Разгорячилась от гнева, а раскраснелась оттого, что кровь яростно текла по жилам и приливала к светлой коже. — Вы просто с ума сошли!
Нас было в кабинете четверо. Фрэн, я, Лес (его широкая ухмылка успела сузиться до снисходительной усмешки) и, рядом с ним, какой-то
Парень из Си-би-эс сказал:
— Фрэн, это же только поцелуй.
— Правильно. Это только поцелуй. Тогда скажите мне, почему я не могу поцеловать моего друга…
— Фрэнсис, — перебил ее Лес.
— Моего друга в моем телешоу?
— Фрэнсис, мне понятны ваши чу…
— Это же «Шоу Фрэн Кларк». И если я хо…
— Это «Шоу Фрэн Кларк», которое спонсируют сигареты «Фатима». — Теперь Лес перешел в наступление: — И все дело в том, что некоторым людям может не понравиться это зрелище — как вы целуете цветного.
— «Цветного»! — передразнила его Фрэн. — Вы что, в сорок восьмом году живете? Нужно говорить «негр».
На самом деле, если верить Мо и его воинствующим товарищам, правильнее было говорить «чернокожий». Но я сидел и помалкивал, тихонько надеясь на то, что все как-нибудь уладится.
— Как бы вы его ни называли…
— Я называю его Джеки. — Фрэн отвернулась от Леса, как будто с ним больше не имело смысла разговаривать, и обратилась к телевизионщику: — Я столько времени потратила на то, чтобы вы разрешили мне позвать Джеки в мое шоу, и вот теперь вы заявляете, что мне нельзя его целовать?
Телевизионщик только и нашелся, что сказать:
— Фрэнсис…
— Я всегда его целую. — В доказательство Фрэн встала с места, подошла ко мне, наклонилась и поцеловала. На сей раз не в щеку. В губы. Очень крепко. Очень сильно. И долго. Со страстью, равнявшейся ее гневу. Я никогда не думал, что Фрэн умеет так хорошо целоваться. Оторвавшись от меня, крикнула в другой конец комнаты: — Ну как? Нравится вам?
— Довольно соблазнительно, — сказал Лес. — То, чем вы здесь, в этом кабинете, занимаетесь, — ваше дело. Мое дело — продавать сигареты «Фатима», а продавать сигареты «Фатима» станет очень трудно во многих частях страны, если наше имя будет отождествляться с расовой мешаниной.
Фрэн рявкнула в ответ:
— Ладно, что ж, давайте: я напялю белый колпак и сделаю вам парочку рекламных объявлений. Может, это поможет продать несколько пачек?
Улыбка не покинула лица Леса.
Парень из Си-би-эс ужом снова втиснулся в разговор:
— Фрэнсис…
— Хватит повторять мое имя!
— Помнишь, как Сэмми Дэвис-младший выступал в шоу Эдди Кантора? Он пожал ему руку. Эдди только пожал Сэмми руку. И знаешь, как это потом ударило по продажам «Колгейт»?
— А сколько лет назад это было? Сейчас на дворе шестьдесят первый год. Мир меняется. Мир уже изменился.
— Недостаточно, — возразил телевизионщик. — И никогда не изменится настолько. Фрэ… — Он хотел было продолжить убеждать ее, но потом передумал. И подытожил: — В общем, целуй Джеки, плоди детишек с Джеки… Мне все
Лес обратил свою улыбку на меня.
— Кстати, говоря о Джеки, мы даже не спросили у него самого, что он думает по этому поводу. В конце концов, это и его касается.
Он поступил коварно, втянув в это дело меня. До той минуты я не вмешивался в спор, и Лес понимал почему. Он вел себя как шулер, который, бросая кость со свинцовой начинкой, прекрасно знает, какой стороной она выпадет. А когда я замешкался с ответом, Фрэнсис тоже это поняла.
Сид. Если бы здесь был Сид, уж он-то сумел бы выпутаться, сумел бы отстоять меня.
После паузы, после душераздирающей паузы Фрэн взмолилась:
— Джеки… Джеки, не надо. Неужели это так важно для тебя? — Ее голос был полон боли. Ей было горько уже из-за того, что приходится задавать мне такой вопрос. — Неужели появиться на телевидении для тебя важнее, чем… — Она снова пересекла комнату, взяла мои руки в свои и стиснула их очень крепко, до кости, как если бы одним прикосновением хотела передать мне часть своей внутренней энергии. Тоном отчаянной мольбы она произнесла: — Постой за себя! Хоть раз, хоть один раз, пожалуйста, постой за себя!
Неужели это мне она такое говорила? Неужели она в самом деле?..
Ведь я уже бывал в похожей ситуации!
Я сумел постоять за себя много лет назад, когда Сид заявил, что ему нужен комик, но не нужна певица. И я постоял за себя и заявил Сиду, что, если он не возьмет Фрэнсис Клигман, то не возьмет и меня. И тогда он взял Фрэнсис. Сид устроил Фрэн запись, благодаря которой она попала на прослушивание в Си-би-эс, после чего получила на Си-би-эс пилотный выпуск, теперь у нее было свое шоу. А я, постояв за себя, что я получил? Приобрел билет на место у окна, чтобы наблюдать за чужим карьерным взлетом в небеса. Оказался зажат между двух огней — между парочкой хмырей и Фрэн Кларк, которая теперь говорила мне, чтобы я постоял за себя. Постоял за себя — хоть раз в жизни.
— Фрэн, это же… это только поцелуй… — Я глядел в сторону, когда выговаривал это.
Лучше бы я ничего не говорил.
Лучше бы я раскрыл ладонь пошире, замахнулся как следует и изо всей силы ударил милую Фрэнсис по лицу. Эффект был бы точно такой же. Может, боль от такого удара была бы меньше.
Фрэн попятилась. Она остановилась в середине комнаты и уставилась на меня, словно пытаясь — безуспешно — опознать человека, которого знала когда-то. Ее лицо выражало полное смятение. Рассматривай она меня хоть тысячу лет — и тогда, наверное, не смогла бы понять, в какое странное существо я превратился.
Господи, Сид, почему же ты не… Ты бы мог спасти дело. Ты бы мог…
Фрэн повернулась к тем двум типам.
Фрэн заявила:
— Это мое шоу, и, если захочу, я его поцелую.
«Его», сказала она. «Его» — как будто у меня больше не было имени. Как будто я был уже не человеком, а неким символическим предметом, единственное предназначение которого — позволить Фрэн отстаивать свои убеждения.
Начался новый виток споров. Я вышел из комнаты, не замеченный остальными, чтобы щепки летели уже без меня. Я вышел из комнаты, чувствуя себя змеей, которая прокладывает себе путь сквозь гущу сорняков.