Путь к Софии
Шрифт:
Климент поспешил отойти, притворившись, что поглощен осмотром раненых, но не спускал глаз с обоих офицеров. Капитан Амир о чем-то рассказывал с мрачным возбуждением, англичанин его слушал, не прерывая. «О чем они говорят, — с тревогой думал Климент. — Майор отлично владеет собой, лицо у него каменное, но именно это его выдает...»
— Доктор Будинов! — услышал Климент голос Сен-Клера.
— Я к вашим услугам.
— Попросите, пожалуйста, доктора Грина. Если это необходимо, замените его в операционной, он должен тотчас же уехать со мной.
Грин поедет с ним. Это уже снимало всякую таинственность. Напряжение
Глубоко посаженные глаза доктора Грина сверкали от возбуждения.
— Только что оперировал очень интересный случай, Будэнов, — объявил он ему и сразу же пустился объяснять, куда вошла пуля и где засела. При этом он не скрыл, что подобный случай был описан в хирургической литературе в прошлом году Бергманом.
— Разумеется, он потерпел неудачу, — сказал Грин. — С этими его поперечными разрезами. Поэтому я использую... — И он опять углубился в профессиональные объяснения, которые Климент слушал с увлечением.
— И вам удалось извлечь пулю? Вы его спасли?
Грин пожал широкими плечами.
— Теоретически — да. Если у него сердце здоровое, все будет хорошо, я уверен!
Он опять стал рассказывать о деталях произведенной операции, но Климент его прервал:
— Майор Сен-Клер ждет вас по очень срочному делу.
— Какому?
— Не знаю. Вероятно, оперировать какого-нибудь раненого пашу.
Сосредоточенный взгляд Грина напомнил ему о его собственном открытии. Он рассказал о сыпном тифе. Но как отличалось это его сообщение от составленного им заранее! Желание взять верх казалось ему теперь тщеславным, глупым. Он почувствовал усталость. И все представилось ему бессмысленным. Только одного жаждала его душа — уйти отсюда, оказаться дома, среди своих, среди книг, которые давали ему спокойствие и отдых...
— Идите обедать, — сказал Грин. — Если почему-либо я задержусь, после обеда замените меня в операционной.
Помыв руки и надев мундир, Климент вышел из мечети и полной грудью вдохнул влажный осенний воздух, упиваясь его свежестью.
Он направился было уже домой, как вдруг лицо его выразило удивление и тревогу. Неподалеку от мечети, в улочке, ведущей к дворцовому саду, стоял Андреа. Засунув руки в карманы и вытянув шею, он сосредоточенно наблюдал за грузчиками, которые через задний двор носили какие-то ящики в подвалы мечети. «В Плевен» было намалевано большими черными буквами на каждом из них, и Климент, который не сомневался, что в ящиках патроны, с ужасом подумал, что из-за малейшей небрежности мечеть со всеми ее обитателями может взлететь на воздух. «Какое безумие!» — прошептал он и поспешил к брату, чтобы увести его отсюда, пока его чрезмерное любопытство не привлекло внимания кого-нибудь из агентов Джани-бея.
Глава 12
Андреа наверняка проспал бы до обеда, если бы маленький Славейко не влез к нему на кровать и не разбудил его.
— Отстань, — отмахнулся он от мальчика. — Отстань, не буду я сейчас играть...
Голова трещала. Поташнивало. «От голода», — решил он, вспомнив, что накануне вечером не съел ни крошки. Он встал, оделся — кто-то почистил его костюм, — посмотрелся в зеркало, увидел, как оброс, и спустился в кухню.
— Дядечка соня!.. Дядечка соня!.. — распевал маленький Славейко, прыгая у него под боком со ступеньки
Андреа шутливо потрепал его за ухо. Но догадался, что ребенок повторяет услышанное от взрослых, и отослал его играть во двор, а сам вошел в кухню.
Там никого не было. Тем лучше, подумал он. Ему было бы стыдно смотреть матери в глаза. Он побрился, умылся, закусил тем, что нашел, и заторопился в школу. Десять часов. Ученики, если они и пришли, наверное, уже потеряли всякое терпение.
Во дворе он увидел телегу, запряженную парой волов. Хозяин, худой долговязый шоп[12] в овчине с головы до пят, стоял в полусогнутом положении в телеге и кидал кочаны капусты Женде и мальчику-слуге, а те наполняли ими большую корзину. «А-а, нынче вторник, базарный день, — догадался Андреа. — Вот я и зайду попозже к бай Анани!..» Когда-то в бунтарские времена притулившийся позади Соляного рынка постоялый двор бай Анани слыл комитетским, и до сих пор в базарные дни там по привычке останавливались самые смышленые шопы из окрестных сел. Проходя по двору, Андреа думал о том, что надо сегодня же распространить принесенные Дяко новости, прикидывал, как бы это лучше сделать, и потому не слышал, что ему сказала Женда, любившая задирать деверя.
Он хотел было отчитать ее, но взгляд его остановился на фаэтоне французского консульства, который дожидался кого-то у ворот соседа. Сытые белые лошади нетерпеливо рыли землю копытами. На козлах между воткнутыми по бокам флажками посасывал свою глиняную трубочку дед Калимера.
— Что так рано по гостям поехали, дед Калимера? — язвительно спросил Андреа, подойдя к фаэтону.
— Служба, учитель, — невозмутимо ответил возница. — По чорбаджии и деньги, по деньгам и служба.
— Ну как, дело к свадьбе идет?
— Известно... Что началось, тому быть! И ты подумай о себе, учитель... И тебе пора...
— Больше мне и думать не о чем! — сказал Андреа.
Он уже хотел идти дальше, как вдруг приоткрытая калитка в массивных воротах распахнулась и, продолжая спорить с кем-то находившимся во дворе, на улицу выпорхнула Неда Задгорская.
Андреа невольно остановился, чтобы дать ей дорогу. Неда, как всегда для выезда, была одета продуманно и изящно. На ней была надвинутая на лоб модная шляпка с вуалеткой, затенявшей ее золотистые глаза; она грациозно опиралась на длинный зонтик. В своем коротком манто из зеленого бархата, с этим дорогим изящным зонтиком девушка на фоне серых стен казалась ярким экзотическим цветком. Заметив Андреа и узнав его, Неда испуганно замерла на месте: она подумала, что он пьян, но, увидев, что он уступает ей дорогу, устыдилась своей мысли и решила, что он болен и оттого так бледен. Она улыбнулась и ответила на его приветствие, хотя он поздоровался и не так любезно, как здоровались другие знакомые ей молодые люди.
— Приятной прогулки! — многозначительно сказал Андреа.
Они видели друг друга ежедневно из своих окон, встречались на улице, но разговаривали редко, всегда мимоходом и с недомолвками, которые задевали ее и обижали.
— Благодарю, — ответила она, озадаченная его тоном, и почувствовала, что ей надо объяснить, куда она едет. — Вчера приехала из Парижа мать господина Леге. Мы хотим показать ей наш город.
— А-а! Археологические раскопки. Картины Востока. Ясно!
— Я тебя не понимаю!