Путь к Софии
Шрифт:
— Мы дали ему сведения о турецком тыле.
— Сведения о турецком тыле?.. Да вы что, оба разума лишились? — крикнул Слави. — Хотите, чтоб вас повесили? Андреа, это ты его привел!..
— Чего тут зря говорить! — возбужденно прервал его Андреа. — Отец, дело такое: завтра я ухожу к русским!
Старик опешил; он склонил поседевшую голову и посмотрел на сына недоверчивым, холодным взглядом.
— Ты что, выпил? — спросил он тихо.
Андреа сунул руку в карман, достал подорожную и показал ему.
Старик пошатнулся, схватился рукой за край стола.
—
— А что мы ему скажем? — раздался от очага голос Косты, он наклонился, чтобы снять кофе. — Он мыслями уже там.
— Ох, господи боже мой, пресвятая богородица... Какие времена, какие времена! Вырасти выросли, а ума не нажили!.. А ты, Климент, что молчишь? Ты старший, скажи им...
Лицо Климента приняло твердое выражение.
— Андреа, ты не должен ехать. Ты обязан продолжать, Андреа!
— Что продолжать?
— Доставать сведения. Ведь ты один имеешь доступ к этому источнику.
Худое лицо Андреа вытянулось, глаза заблестели. Но именно потому, что брат затронул самое чувствительное его место, посыпал солью рану, именно потому, что в душе у него запело: «Ты останешься, ты будешь видеть ее каждый день, каждый вечер!» — в нем вдруг проснулось самолюбие, заглушив все другие чувства. Он подошел к столу и, ударив по нему кулаком, крикнул:
— Сведения нужны им! Какой толк, что мы говорим о них здесь, за закрытой дверью?
— Я все понимаю не хуже тебя.
— Тогда не вмешивайся! Не беспокойся, я пройду. У меня с собой карта, я наметил маршрут. И вообще... сами видите, что в Софии мне больше делать нечего! — сказал он с горечью, желая еще усилить свою боль.
А Климент понял его по-своему: «Наверное, она ему уже надоела!» Но это не помешало ему сказать:
— Ты свои мальчишеские выходки оставь, Андреа! Если бы ты не был нужен здесь, я и не подумал бы настаивать, чтобы ты остался... Я знаю, что ты в любой момент можешь впутаться в какую-нибудь историю. Но ты не хочешь назвать свой источник, верно? И, как я вижу, другой человек не имеет к нему доступа... А может, имеет? Например, я? Молчишь? Ясно, ясно... И ты все еще думаешь, что для русских ты полезнее в Орхание, чем находясь здесь?..
— Но они сначала должны узнать то, до чего мы уже добрались!
— Найдется кому доставить сведения!
— Кто же их доставит?
— Я.
Андреа побелел, а Коста поставил кофейник прямо на скатерть и, спохватившись, снова взял его в руки.
— Климент! — сказал старик. — Климент, и ты тоже, сын? Да как же ты можешь?
— А почему я не могу, отец? Рассуди сам! — Доводы, приходившие ему в голову раньше, теперь показались ему бесспорными, и он стал их перечислять, стараясь убедить отца. — У меня есть мундир. Есть документ, что я военный врач. Я могу беспрепятственно дойти до самых их позиций. И, наконец, я знаю русский язык! Мне поверят! Я в этом убежден! И там есть гвардия, а гвардия из Петербурга, и не исключено, что я найду там знакомых...
—
— Господи, помоги! — сказал со стоном отец. — Оба вы одинаково ничего не знаете! Послушайте меня, ребятки! Видно, у меня уже нет над вами власти, но послушайте меня, хоть вы меня и ученей. Я ведь пожил немало и кое-что видел на свете. Это не шуточное дело. Зима. Вас сразу заметят. Схватят!..
— Поговорим, когда вернусь, отец, — сказал Климент и ласково похлопал его по плечу. — Тогда уже ты пойдешь, Андреа, — продолжал он, обращаясь к брату и делая вид, что не замечает его протестующих жестов. — А пока ты здесь, смотри в оба! Все, что узнаешь, запоминай... А лучше всего записывай условными знаками.
— Да вы представляете себе, что это значит: пойду и вернусь! — крикнул рассерженный Слави и встал между сыновьями, широкий и плотный. — Совсем головы потеряли! Хотя бы знали, где и как пройти! Возле Чурека есть тропа... и еще одна — через Умургач... Да как вы ее найдете? Я столько раз по ней ходил и то в такой снег заплутался бы!
— Постой! Постой! — схватил его за руку старший сын. — Андреа, ты показывал какую-то карту. Австрийскую? Иди сюда, отец! Смотри! Вот он, Арабаконак. Вот здесь и укрепления. А вот тут, налево, село Чурек. А где, ты говоришь, здесь тропа через горы?
Они склонились над картой. Свет висячей лампы падал на их сомкнувшиеся в кружок головы. И старик сам не заметил, как надел очки.
— Нет, я здесь ничего не пойму, — сказал он, разглядывая внимательно карту. — Так я не могу. Там есть одна речушка. И если пойти по ней... Нет, нет! — опомнился он. — Я ничего вам не скажу... Здесь сидите, и тот и другой. Когда придет время, освободят и нас, как всех!
— Тропа, о которой ты говоришь, отец, ведет на Врачеш, а оттуда на Орхание, — неожиданно вмешался Коста.
— Ты ходил по ней? — живо обратился к нему Климент.
— А как же? Всякий раз, как мы с отцом отправлялись в Орхание, мы только по ней ходили. Так, отец? — сказал Коста с примиряющей улыбкой.
— Будет тебе! Замолчи! Мы только что убедились, что это безрассудство...
— Почему безрассудство? Там братушки. Им ведь нужно?
— А тебе откуда знать, чего им нужно и чего не нужно? — вскипел отец.
— Я знаю! Знаю!
— Не горячись, Коста, — остановил его Климент. — Бери карандаш. Нарисуй нам эту тропу. Андреа, принеси сверху и другие карты.
Андреа поспешно вышел, а Коста взял карандаш, склонился над картой, но бесчисленные тонкие линии, которые, извиваясь, как женские волосы, переплетались на желтой бумаге, только его запутали.
— Как я тебе здесь покажу? — спрашивал он беспомощно и сердито. — Был бы я там, другое дело. Нашел бы дорогу по скалам, по деревьям, по ручью... Нет, так я не могу. Я не знаю, где их тут искать, — сказал Коста, когда младший брат развернул перед ним еще две карты, русскую и английскую.
— Если не можешь, так и не берись! — крикнул потерявший терпение Андреа.