Путь к тишине. Часть 3
Шрифт:
— У меня — ничего, Мак.
— Почему ты в черном? Как будто в трауре.
Доусон посмотрел на него с сомнением, затем покачал головой:
— Не стоит, Мак. У тебя своих забот хватает… А мои дела — это мои дела, хорошо?
МакЛауд молча кивнул, не решаясь задавать новые вопросы.
Главное он уже почувствовал — отчуждение. Конечно, Доусон и прежде не очень распространялся о своих родственных и дружеских связях, особенно среди Стражей. Но сейчас его нежелание рассказывать о своих проблемах казалось чересчур упорным.
А ведь Кедвин
Отчуждение…
Сначала Кедвин. Теперь Доусон… А ведь они совсем недавно встречались и разговаривали, и все было в порядке! Когда же все так изменилось?
«Что ж, получай, — с болезненным удовлетворением подумал МакЛауд. — А можешь еще попытаться убедить их обоих в том, что они ошибаются, что хороший здесь вовсе не Митос, и что он просто морочит им головы… Да я что угодно могу говорить теперь! Смерти Митоса — вот такой — они мне не простят!»
Послышались шаги, и в гостиную вернулась Кедвин.
— Так о чем мы? Да, Джо, нам нужно уехать отсюда… Разыщем Ансельма и попросим убежища в монастыре.
— Надеюсь, все обойдется, — вздохнул Доусон, поднимаясь с кресла. — Ладно, звоните, если что.
— Джо, у тебя не будет неприятностей? — негромко спросила Кедвин.
— Не будет, — усмехнулся тот. — Я сейчас единственный Наблюдатель, у которого хватает смелости приближаться к этому дому. Так что никому и в голову не приходит меня останавливать. В отчеты я вашу историю пока включать не буду, незачем лишний шум создавать. Дальше посмотрим…
Кедвин проводила Джо и вернулась. Остановилась в дверях, скрестив руки на груди и прислонясь плечом к косяку.
— Отчего ты так приуныл, Дункан МакЛауд?
— Смеешься, — тоскливо вздохнул он. — Ну, смейся… Имеешь право.
— Я не смеюсь, — жестко сказала она. — Мне, знаешь ли, не до смеха… Я просто ждала, когда ты, наконец, сообразишь, какова в этом деле твоя роль.
У него не достало сил спорить:
— Я вижу, какова моя роль. Что эти признания меняют?
— Ничего, — покачала головой Кедвин. — И кто я, чтобы тебя судить? Впрочем, тебе и так будет невесело. Очень неприятно понимать, что уже не сможешь попросить прощения. И знаешь… Мне тебя не жаль.
— Спасибо на добром слове, — тихо ответил он.
— Пожалуйста, — пожала она плечами. — Ладно, не о чем спорить. Я займусь обедом… Посиди пока с ним.
— Кедвин.
Она оглянулась с порога:
— Да?
— Ты… Тебе известно, что за беда у Доусона?
— Тебе он разве не сказал?
МакЛауд молча покачал головой. Кедвин не удивилась и сказала просто:
— Джек Шапиро вчера казнен по приговору Трибунала.
Потом она отвернулась и ушла на кухню.
МакЛауд снова поднялся наверх. Тихо, будто боясь потревожить спящего, вошел в спальню Митоса и присел на край кровати.
«Они правы… И Кедвин, и Джо. Какого черта я начал воображать, будто
Их с Доусоном отношения складывались непросто. Но они всегда понимали друг друга, потому что всегда следовали велению сердца и совести… Сколько помнилось МакЛауду, первый шаг к примирению обычно делал Джо. На конфликт же первым не шел никогда. Теперь же…
Нет, дело не в том, что он не захотел ничего рассказывать. Смесь досады и ревности МакЛауд почувствовал, поняв, что Доусон не захотел рассказывать ничего именно ему и именно сейчас. Конечно, к Джеку Шапиро он не питал теплых чувств, но Доусона хорошо понимал.
Кто там следующий на очереди? Что сказала бы здесь и сейчас Аманда?
Лицо погруженного в странный то ли сон, то ли не сон Митоса казалось отрешенно-безмятежным, только не таким молодым, как прежде. И волосы в полумраке задернутых штор казались присыпанными пеплом.
Пепел.
Какой страшной стороной обернулись рассуждения Кассандры, вроде бы такие правильные и логичные! Сколько же на самом деле стоит все, что от нее исходило?
Какой же ты идиот, Дункан МакЛауд, мысленно сказал он себе. Вот так разом потерять всех друзей! Ради чего?
========== Глава 58. Жертвоприношение ==========
Около трех часов дня позвонила Мишель и сообщила, что отправляется в отель, адрес которого дал Доусон. Еще через час они с Ансельмом стояли на пороге дома Митоса.
МакЛауд, не перестававший сравнивать Ансельма с Павлом, про себя отметил еще одно обстоятельство: за стенами монастыря Ансельм монашеской одежды не носил. Было это нарушением устава или нет, но в миру он предпочитал выглядеть как мирянин, вернее, как Бессмертный, носящий меч. Он таковым, в общем, и являлся, при всем своем миролюбии.
— Добрый вечер, — сказал Ансельм, пройдя вслед за Мишель в гостиную. — Кедвин, дорогая, со времени нашей прошлой встречи твоя манера приглашать в гости стала весьма оригинальной. Твоя юная подруга готова была силой вести меня к тебе, если я вздумаю возражать. Что за спешка?
— Извини, Ансельм, — отозвалась Кедвин. — Действительно спешка. Очень кстати, что ты оказался в Париже…
Он остановился посередине комнаты и оглядел по очереди всех присутствующих:
— Так. Раньше о Павле, теперь обо мне Бессмертные вспоминают только по одному поводу… Кому-то из вас нужно убежище?
— Нет, не из нас.
— Значит, еще один друг. Я его знаю? Кто он?
— Ты его знаешь, — сказала Кедвин. — Он был у вас в монастыре два года назад.
— Два года, — прищурился Ансельм. — Постой-ка… Адам Пирсон?
— Да.
— Почему он сам не попросит за себя?
— Он не может, — тихо ответила Кедвин. — Пойдем со мной…
МакЛауд проводил их взглядом и, вздохнув, отвернулся к окну. Его никто ни о чем не спрашивал и никуда не звал, все вокруг смотрят на него с осуждением и намеренно игнорируют его мнение. Так ли это или неспокойная совесть заставляла видеть то, чего не было? Не спрашивать же у Кедвин.