Путь к тишине. Часть 3

Сиреневый Кот

Кедвин с самого начала не понимала, какая муха его укусила. Аманда остерегала от лишнего доверия Кассандре. Доусон все время пытался как-то разрядить обстановку. А он сам упорно считал, что один знает истину, зато они все пребывают в заблуждении.

Великолепно. Просто великолепно!

Он снова подумал о Кедвин. У нее-то точно есть повод для упреков. А она молчит. Плачет тайком и молчит…

МакЛауд снова встал, вышел в небольшой коридор и остановился у двери комнаты Кедвин. Прислушался и осторожно постучал.

Ответа не последовало, и он, снова очень осторожно, приоткрыл дверь.

Кедвин лежала на застеленной кровати, прямо в одежде, свернувшись клубком и уткнувшись в подушку. От этой позы веяло горьким отчаянием.

МакЛауд бесшумно переступил порог, подошел к кровати и сел на край.

— Кедвин.

Она вздрогнула и оглянулась. Села.

— Ты?

Впервые с начала всей этой истории МакЛауд видел у нее на глазах слезы.

— Что ты так на меня смотришь?.. Ведь это из-за тебя, слышишь, все из-за тебя!.. Ненавижу! — Она, забывшись, выкрикнула еще несколько слов по-кельтски, потом неожиданно размахнулась и влепила ему пощечину.

МакЛауд не шелохнулся. Кедвин с яростным воплем замахнулась снова. Он поймал ее за руку, потом притянул к себе. С трудом, но удержал, не дав вырваться. Она еще попыталась оттолкнуть его, но уже без прежней ярости. Потом уткнулась ему в плечо и — наконец зарыдала.

Он сидел молча и тихонько гладил ее по спине.

*

День и еще одна ночь не принесли перемен. Кедвин старалась не поддаваться отчаянию, но чувствовала, что сил надолго не хватит. МакЛауд тоже выглядел плохо, похоже, он так и не спал ни одного часа с тех пор, как они покинули Париж.

Ни он, ни она не вспоминали ту, первую ночь в этих стенах. Кедвин казалось, что так будет легче обоим, а МакЛауд, наверно, считал, что ее обидит такое напоминание.

Утром второго дня они прогуливались у стен аббатства, подальше от самого замка и впечатлительных монахов. Говорить было не о чем, и они молча бродили по дорожкам. Понемногу добрались до небольшой калитки и вышли за ограду монастыря.

МакЛауд резко помрачнел, Кедвин это заметила:

— Это было здесь?

— Что? — не понял МакЛауд.

— Ричи.

— Откуда ты знаешь?

— Ну… Я ведь теперь тоже дружу с Наблюдателем.

— Да… конечно, — хмыкнул МакЛауд. — Теперь с Наблюдателем дружишь ты. И он тебе доверяет и делится своими проблемами.

— С чего это ты взял? — искренне удивилась Кедвин. — Стоп! Это потому, что Джо не рассказал тебе о…

— В некотором роде.

— Брось, МакЛауд. Ты же не питал особого уважения к Стражам вообще и к Шапиро в частности.

— К Шапиро — не питал. А вот обо всех Стражах… Да не в этом дело. Просто… мне показалось, что Доусон не хочет со мной делиться своими переживаниями… потому, что…

Он споткнулся, но потом заговорил ровнее:

— Знаю, звучит глупо,

но ведь вам с Митосом он все рассказал… Не думаю, что у кого-то из вас больше симпатии к Шапиро, чем у меня.

— Вот в чем все дело, — понимающе улыбнулась Кедвин. — Экий ты, оказывается, собственник! Дункан, это чушь. Ничего он нам специально не рассказывал. Он сообщил решение Трибунала, потому что Митос присутствовал на том заседании.

— Что? — изумился МакЛауд. — Митос? На заседании Трибунала Стражей? Какого черта он туда сунулся?

— По приглашению Верховного Координатора. В качестве потерпевшей стороны в деле Шапиро. Джо тогда приехал к нам вечером и рассказал, чем закончилось заседание. Вот и все. И никакого урона вашему взаимному доверию в этом нет.

— Да… наверно, — сказал МакЛауд. — Знаешь… у меня такое чувство… будто я последнее время жил с завязанными глазами и заткнутыми ушами. Оказывается, столько всего прошло мимо меня.

— Только не говори, что тебя не предупреждали, — вздохнула Кедвин.

— Да в том и дело, что предупреждали, и не раз, — мрачно отозвался он. — От этого еще мерзее.

Кедвин глянула на него с укором:

— Дункан, перестань видеть всюду напоминания о своих грехах. Сделанного не воротишь, думай о будущем, а не о прошлом.

— О каком будущем? — скривил губы МакЛауд. — Нет у меня будущего.

Кедвин не успела ничего ему возразить, на дорожке показался Ансельм.

— Доброе утро, — произнес он, подходя. — Похоже, сегодня настроение у вас немного получше.

— А что, на то есть основания? — спросила Кедвин.

— Трудно сказать, — вздохнул Ансельм. — Друг ваш выглядит лучше, чем тогда, в Париже, но не просыпается. С ним постоянно находится кто-нибудь из братьев, но ничего не меняется.

— А письмо, Ансельм?

— Как ты просила, лежит на видном месте. Но я думаю…

Из-за кустов послышались торопливые шаги. Все трое оглянулись.

Их, шумно отдуваясь, догонял монах, невысокий и очень полный. Близко подойти он не решился, встал у поворота дорожки и умоляюще уставился на Ансельма.

Настоятель, кивнув Кедвин и МакЛауду, подошел к монаху, и тот, косясь в сторону гостей, торопливо что-то зашептал.

— Что? — донесся до Кедвин ответ Ансельма. — Когда?.. Вы сказали ему, что здесь его друзья?

Сердце Кедвин гулко стукнуло. Она оглянулась на МакЛауда. Он напряженно прислушивался к разговору.

Монах снова что-то сказал, и Ансельм, кивнув, вернулся к гостям.

— Ваш друг пришел в себя. Только что.

— О боги! — Кедвин порывисто вздохнула.

— Можно к нему? — спросил МакЛауд

— Не знаю. Он сказал, что сначала хочет поговорить со мной. Я пойду к нему.

Ансельм торопливо ушел. Кедвин и МакЛауд, переглянувшись, тоже отправились к своему дому, не в лесу же ждать известий.