Путь служанки

Мо Чжоу

Девушка никак не описала ни достоинств, ни недостатков картин, в ее словах лишь отчетливо слышалась совершенно неуместная лесть.

Это вызвало лишь хмурый взгляд императрицы.

– А ты что скажешь? – обратилась она к Инло.

– Ваше величество, – немного подумав, ответила та, – на вашем месте я бы подарила картину с феей реки Ло.

– И почему же? – спросила императрица.

– Потому что она похожа на вас, госпожа, – улыбнулась Инло. – И всякий раз, когда государь будет смотреть на картину, будет думать о вас. Разве нет?

В ее словах тоже звучала лесть, но, в отличие от слов Минъюй,

была искренна, ведь угодить девушка старалась своей госпоже.

Именно эту картину и решила преподнести императрица.

Разлад между Минъюй и Вэй Инло из-за этого только усилился. Отношения их стали хуже некуда. Инло вытеснила Минъюй из числа любимиц императрицы. Вроде бы ее величество и была для Инло госпожой, но на деле стала скорее наставницей, их связывала крепкая дружба, отчего Минъюй уже не могла, как раньше, подставить девушку или открыто насмехаться над ней.

В результате под горячую руку разозленной Минъюй попали две новенькие наложницы, так не вовремя решившие навестить императрицу.

– Ее величество отдыхает, нет у нее времени принимать вас, – холодно отрезала Минъюй. – Пожалуйста, возвращайтесь к себе.

Будь здесь Вэй Инло, она бы непременно признала в этих наложницах благопристойную и добродетельную Налань Чуньсюэ и робкую, пугливую, но несравненно прекрасную Лу Ваньвань. Обе девушки стали самыми достойными на последнем отборе.

Никогда еще Налань Чуньсюэ не терпела подобной наглости от слуг. Переменившись в лице, она сунула серебро Минъюй и сказала:

– Барышня Минъюй, я специально людей в Фуцзянь послала за ласточкиными гнездами с кровью. Хочу угостить ими ее величество. Пожалуйста, сообщи ей.

Та взвесила в руке кусочек серебра, затем с презрением бросила его обратно:

– Государь очень любит нашу госпожу, – сказала она, окинув наложниц высокомерным взглядом. – И во всяких драгоценностях наш дворец недостатков не имеет. А ваши гнезда с кровью что? Нашли чем удивить!

– Ты! – Даже мягкая от природы Лу Ваньвань не выдержала.

Налань Чуньсюэ придержала девушку за руку, тихонько покачав головой:

– Мы поняли. Тогда навестим ее величество в другой раз.

На обратном пути Лу Ваньвань начала сетовать:

– Слышно же было, что императрица в главном зале, но Минъюй настаивала, что это не так. Почему же она так открыто унизила нас?

– Во дворце Чанчунь нам не рады, – усмехнулась Налань Чуньсюэ. – Но ничего, найдем выход. Пошли! Отправимся во дворец Чусю!

Уже в сумерках к дворцу Чусю подошли две фигуры. Поздно вечером сквозь оконную бумагу отражалось три женских силуэта, явно что-то обсуждающих. Что за беседы они вели, известно было только свече на столе подле них.

Минъюй так и не поняла, какой беде она стала причиной.

Она металась, ненавидя то Инло, которая отняла у нее любовь императрицы, то саму госпожу, которая променяла ее на новенькую игрушку. И все пыталась придумать, как же ей вернуть и расположение ее величества, и ее прежнее отношение к себе.

Через несколько дней ей представился отличный повод. В главном зале дворца Цяньцин устроили празднество в честь выздоровления государя от болезни, и все жены и наложницы должны были подготовить для него подарки.

Пиршество

проходило очень оживленно, ярче всех блистала благородная супруга Хуэй. Она хлопнула в ладоши, поднялся желтый занавес, и показались несколько евнухов с западными музыкальными инструментами в руках.

Одновременно заиграли виолончель, скрипка, кларнет, флейта и фисгармонь. Разумеется, подаренная императрицей картина феи реки Ло не могла сравниться с их торжественностью и великолепием.

Хунли глубоко задумался, мелодии западных инструментов пробуждали в нем давние воспоминания.

Он припоминал, что его отец, император Юнчжэн [104] , держал коллекцию таких музыкальных инструментов, а сам Хунли в юности учился играть на них у иностранных миссионеров. Неуклюжие звуки скрипки и флейты, которые получались во время его игры, до сих пор грели его сердце.

– Хорошо постаралась, благородная супруга, – вздохнул Хунли.

Каждому было ясно, что на этом празднестве госпожа Хуэй перетянула на себя все внимание, именно ее подарок больше всех остальных пришелся по душе императору. Даже если другие обитательницы гарема рискнули бы с ней поспорить, едва ли у них что-нибудь бы вышло. Но вот она, вопреки своему обычному своевольному и властному характеру, решила порекомендовать государю одну девушку и позволить ей разделить его внимание, чем вызвала всеобщее удивление.

104

Айсиньгёро Иньчжэнь. Годы жизни: 1678–1735.

– Ваше величество, я не одна постаралась для вас, но и старшая наложница Шу тоже без дела не сидела, – сказала она, подзывая рукой одну из новеньких наложниц. – Хотите взглянуть, что она приготовила?

– Старшая наложница Шу? – переспросил Хунли. Все же в гареме было много женщин, всех не упомнишь.

У Минъюй сердце зашлось, когда она увидела, кого позвала госпожа Хуэй.

Она сразу признала новенькую наложницу, которую так нагло и язвительно прогнала из дворца Чанчунь. Неужели та переметнулась к благородной супруге?

Налань Чуньсюэ преподнесла в качестве дара маленькую глазурованную пагоду. Сам по себе такой подарок не был чем-то необычным, но редким и драгоценным его делала реликвия шарира [105] на вершине. Поговаривают, что эта шарира стала самой ценной из семисот реликвий, оставленной сунским буддийским наставником Сиюанем после того, как он погрузился в нирвану. Она была создана из его сердца, поэтому ее называют Священным лотосом.

– Государь, – спросила благородная супруга, – разве не это сокровище уже долгие годы ищет ее величество вдовствующая императрица?

105

Буддийские реликвии, представляющие собой останки или прах Будды и других святых, сохраненные в виде кристаллических образований.