Путешествие из Нойкукова в Новосибирск(Повесть)
Шрифт:
Потом он пешком спустился к волнорезу. Маленький мальчишка, обращаясь к своему отцу, все время тянул: «Па-а-па, па-ап!» Странным образом — отца это совсем не волновало. «Чудовище! — подумал Юрген. — Такого я сразу бы отправил в воспитательный дом!» Кого, собственно, — мальчика или отца? Папаша ведь тоже вызывал немалые подозрения. Он, видите ли, доказывал, что крохотные рыбацкие лодки с отважными рыбаками на борту ходят ловить селедку не куда-нибудь, а в океан.
Юрген некоторое время шел за отцом и сыночком — ему было интересно, что этот «Па-ап» скажет про большие траулеры? Атомные ледоколы или ракетные крейсеры? Но к этому времени паром отчалил, и папаша с сыночком так припустились бежать к самому концу волнореза, словно их преследовали все дочери из «Лесного царя» Иоганна Вольфганга Гёте. На бегу папенька сумел достать из сумки
Юрген еще подумал, не арестовать ли его, но потом решил предоставить это органам безопасности. Некоторое время он сидел на волнорезе и острым глазом морского волка долго глядел поверх волн в далекую даль… Должно быть, это выглядело очень здорово. Впечатление ослаблялось только тем, что на морской стороне полностью отсутствовали зрители и никому не суждено было полюбоваться, как это он сидел на волнорезе и как это он устремил свой взгляд в морскую даль.
Потом в маленькой побеленной ресторации, снаружи имевшей вид веранды без дома, а внутри — обыкновенной пивнушки, съел шницель, щедро упакованный в панировочные сухари и украшенный петрушкой с картофельным салатом. Пьяный лесник или егерь, сидевший за соседним столиком, все хотел ему продать сначала кольцо с печаткой, а потом даже складной велосипед. Что ж, лесники тоже люди, и почему бы им не хватить иной раз лишку? А вдруг это с горя? Может, у него околел старый олень с роскошными рогами или пришлось свалить семисотлетний дуб? За кольцо он запросил двадцать пять марок. Кольцо было большое, а из зеленоватого камешка, разумеется, если его снабдить соответствующей надписью, можно было бы воздвигнуть небольшой памятник для канарейки. Пфеннигов за восемьдесят Юрген купил бы его не колеблясь. Но лесник дешевле двадцати пяти марок кольцо не отдавал. Велосипед наличествовал в виде квитанции камеры хранения Грейфсвальдского вокзала. Сначала он стоил сто сорок марок, потом сто, а под конец — семьдесят две марки. Без доставки, конечно. Когда лесник дошел до семидесяти двух марок, вмешался сосед по столику, и Юргену удалось незаметно ретироваться. Он снова поднялся в город, по дороге думая о том, почему это у лесника, пившего пиво в Заснице, складной велосипед хранится в камере хранения на вокзале в Грейфсвальде? Но так и не сумел ответить на этот вопрос. Жизнь — сплошная загадка!
Чуть было он в кино не пошел. Но в довольно большом и солидном для такого городка здании показывали картину «Умереть из-за любви». Такое название нокаутировало Юргена Рогге на месте. В голове у него гудело: «Умри из-за любви! Умри из-за любви!» И слышалась печальная мелодия, исполненная одинокой скрипкой… А правда, великолепная это была идея — посетить самый северный город республики! Почаще бы только это делать.
Напротив входа в кинотеатр стояло несколько скамеек, словно нарочно там поставленных, чтобы было где выплакаться. Когда появился моряк, Юрген сидел там с вытянутой физиономией уже более получаса. Вид у моряка был загорелый, но табак он не жевал.
— Ну как? — спросил он. — Тоже на пенсии?
Моряк не только не жевал табака, но и вообще не походил на моряка. На нем не было ни тельняшки, ни капитанки, ни трубки в зубах. Одет он был в полосатую рубашку предпоследней моды и брюки с поясом из искусственной кожи. На ногах — вьетнамки без носков. Никаких «полундра» и тому подобного Юрген от него так и не услышал.
— Да нет, не пенсионер я, — ответил Юрген.
Моряк рассмеялся, так как ему и самому совсем недавно стукнуло двадцать два. И у того и у другого еще был хороший запас времени, а это, как известно, настраивает на веселый лад. Но разговор почему-то не завязался. Оба молчали. Минут семь. Моряк достал гребенку и начал причесываться. А Юрген, поводив своими видавшими виды «кларками» по песку, хотел было уже уйти. Он подумывал о том, не забраться ли ночью в одну из пустующих пляжных корзин. Где-нибудь да должны они стоять. Морской курорт ведь! Недурно было бы провести ночь в двух сдвинутых пляжных корзинах под южным небом на берегу уснувшего моря. Чего там, совсем недурно! Шикарно было бы! Но тут моряк возьми да скажи:
— Нездешний, что ли?
Вроде бы и пора было об этом спросить. И вообще, где бы Юрген не появлялся, всюду его об этом спрашивали. Должно быть, в радиусе ста миль другого такого не найти! Но
— Нет.
— В отпуске? — спросил моряк.
В отпуске? Что-то в этом роде, но уж, конечно, не то, что подумал при этом моряк. Он-то небось решил: папочка и мамочка сидят себе в профсоюзном доме отдыха и слушают лекцию на тему «Наши пернатые друзья». Ну, а сыночка отпустили погулять. На мороженое, наверное, дали. «Он же у нас сластена!» Ничего подобного!
— Нет, — сказал Юрген. — Так, поглядеть захотелось. Проездом вроде. Понимаете?
Моряк опять рассмеялся. Потом это случалось с ним еще много раз, но в этом месте это было второй раз. Он сказал:
— Проездом, говоришь? Неплохо. Отсюда ты хорошо до Кёнигсштуля и Аркона [4] доберешься. А дальше — водичка. Гляди не утони!
К этому времени Юрген еще не знал, что моряк этот был действительно моряком. Будучи гениальным мыслителем и ходячим арифмометром, Юрген при слове «водичка» должен был бы задуматься: от моряка ведь следовало ожидать таких выражений, как «большая лужа», «море» или хотя бы «старик океан», но уж никак не «водичка».
4
Кенигсштуль, Аркони — мысы на острове Рюгген (ГДР).
Тут следует сразу сказать: не только с городом Засницем, но и со всем островом Рюгген Юргену действительно не повезло. Но как уже известно, он ничего еще не знал. А когда узнал — и это случилось несколько минут спустя, — он забыл про «водичку», ибо тем временем были произнесены великолепные, полнозвучные слова — «Дом моряка».
— Жилье-то у тебя есть? — спросил моряк.
— Пока нет.
— Пока, говоришь? Лучше б сразу сказал, что нет. Ты не найдешь здесь жилья. Разгар сезона!
Тогда Юрген поделился своими мыслями относительно сдвинутых пляжных корзин. Моряк слушал его внимательно и в конце концов сказал:
— Корзины такие здесь есть. В сторону Мукрана. Если там не сидит уже какая-нибудь парочка и не целуется… А ты хоть раз ночевал в такой корзине?
— Нет, — ответил Юрген.
— Так я и думал, — сказал моряк. — Это только когда не попробовал, думаешь, что ночевать в них хорошо, а потом — ни за что! Будешь дрожать от холода, глаз не сомкнешь. Дело не стоящее.
«Такой всегда найдет что сказать. На почте, должно быть, работает. Окно № 2,— подумал Юрген, — а то и официантом в гостинице „Митропа“ [5] . Шведам виски подает, а дома сидит укутанный пледом с электроподушкой на ногах. Мягкотелый тип!»
— Дело не стоящее, — сказал моряк. — Пойдем со мной в Дом моряка. Койка Брюдигама все равно свободна — у него невеста в Заграде. А багаж-то твой где?
Вместе они зашли на вокзал, достали из ящиков-автоматов ободранный и помятый чемодан и спортсумку. Съели две черные и холодные котлеты, выпили по кружке пива и так шаг за шагом добрались до Дома моряка. А моряк-то оказался настоящим моряком. Его рыболовный траулер стоял у погрузочного причала, принимал на борт помидоры, матросский хлеб и другой груз. И Брюдигам, должно быть, действительно уехал к невесте — койка его стояла пустая. Все это было точно так, как говорил новый знакомый. А может быть, все-таки и не так? Может быть, этот Брюдигам, которого Юрген так и не увидел, был гораздо интереснее — настоящим опытным моряком, не то что его знакомый по скамейке у кинотеатра. Может быть, он рассказал бы что-нибудь о Нептуне, о водяном, о Бермудском треугольнике, о причудах капитанов и таинственно исчезнувших кораблях.
5
«Митропа» — объединение гостиниц и ресторанов, обслуживающее в основном пассажиров воздушного и железнодорожного транс порта в ГДР.
Юрген и сам себе иногда представлял, как он неожиданно оказался на японском судне, по загадочным причинам покинутом командой… Уже многие сутки корабль дрейфует по необозримым просторам Тихого океана. В трюме полным-полно транзисторов, магнитофонов и портативных цветных телевизоров. Все японского производства. А еще там шикарная капитанская каюта. И горючего для дизелей судовой электростанции хоть отбавляй. Отличнейший корабль! Жаль только, что в судовой библиотеке все книги на японском языке…