Путешествие из Санкт-Ленинграда в Бологое
Шрифт:
Казалось бы, предвещая Апокалипсис из откровения Иоанна Богослова; но – маленькое уточнение: сам Иоанн Богослов назван апостолом любви.
А теперь, читатель, мы оставим оторванную и далекую от народа нищую богему и забудем о ней: теперь нам предстоит дорога (или – если иначе, «дао») Радищева; или – по крайней мере (пока что мы твердо не можем об этом знать) половина его дороги, ведущей на вечную каторгу.
Какой бы предмет ума и чувства разум и сердце сейчас произвести не захотели, но – сейчас этот предмет только этой нашей дороге
Сочувственник мой и читатель, хотя мнения мои о многих вещах отличны от твоих, но опять повторю: глаза не умеют не видеть, и сердца наши живы – и ты мне друг.
Злодейство, как давно уже всем ведомо – многостепенно (в том числе – социальное); вспомним: в начале явились люди неверующие ни в предначертание свое, ни предначертание народа быть богоизбранным; либерализм под-сознательно (душа у либерала заключена в позвоночнике – на уровне павловых собачек) понимался ими как безраздельная власть ничтожного меньшинства просветителей над массой планктона, составленного из простецов.
За неверующими – пришли ирреальные и искренно бесноватые разрушители обеих империй, российской и советской; эти последние (никогда не бывавшие первыми) – прекраснодушно и искренне алкая (чудище обло, озорно и т. д.) общечеловеческих благ (что в их глазах оправдывало любую ими проделанную подлость – почти что концлагеря готовы были они создать для идейных им противостоятелей; да что там говорить – в средствах массовой информации даже и создали), добросовестно во всей своей полноте отдались под власть силы темной, подземной.
И что нам осталось? Что надобно нам всем? А надобно нам: коли надо – идти против ада.
Иные – так и пошли; но – словом и делом ада. «И тогда он сделал добро из зла, потому что его больше не из чего было сделать.» (цитата по памяти, Роберт Пенн Уоррен)
Всё бы хорошо (в логике человеческой теории евгеники); но – как вы относитесь к самовивисекции? Я не даром поминал самосарказм: это всё вещи внутренние, готовность к подвигу! Так как вы относитесь к перспективе стать мучеником?
Речь не о камикадзе 11 сентября (если они не понимали, что ими манипулируют – значит, ими занимались профессионалы): мученик (в православной традиции) – свидетель (смерти и Воскресения); мученик – не убийца: пусть лучше меня убьют (обманут, предадут, осквернят), нежели я убью (обману, предам, оскверню).
Мой народ стал осознавать себя мучеником (за веру); но – до этого его убедили подвергнуть себя самовивисекции.
Не впервые, впрочем, эта шалость над народом была проделана: кристаллическая эсерка Спиридонова, как известно, для компрометации постылого строя лживо обвинила арестовавших ее жандармов в изнасиловании; так ведь всё это она (будучи врачами осмотрена – девственной) проделала хотя бы – сразу, и солгала – сразу же и немедля!
Нынешние добытчицы счастьица негаданно вспоминают, что годы назад с ними был случай, и знай себе (доказательствами не утруждаясь) начинают тянуть денежку или отмщение; за примерами недалеко ходить (взять хотя бы заморский град на холме с его похотливым президентом- саксофонистом).
Не впервые, как видим, эти шалости над
Впрочем, мы всё ещё живы, а некоторые из нас всё ещё совестливы; но (есть в нас некая обречённость быть свидетелями смерти и воскрешения) – как уже говорил (а нынче обязательно бы повторил) Иван Тургенев, у современного нам либерализма несколько ртов: эстетический, философский, политический, религиозный, кровавый и т. д. – и всеми ими современный нам либерализм демонстративно чавкает!
Впрочем, и я не впервые говорю о тех из нас, кому всё ещё совестно чавкать.
Но так же не впервые замечу, что (кроме совести) – ещё царствует над иными из нас некая ирреальность; причём даже самые жизни и смерти их (этих «иных из нас») становятся ирреальны и остранены.
Причём (очень не впервые) – оказывается вдруг, что иным из нас не приходится делать в жизни никакого выбора: когда протянет тебе лукавый два сжатых кулака и предложит: выбери – никогда не выбирай!
И тогда (кажется даже) – оказывается вдруг такой субъект встроенным в этот мир (как неизвлекаемое звено кармической цепи); более того (сам он) – оказывается всем этим миром; то есть такой человек плывет по стержневому (мировому) течению, и всё тогда у него (по течению мира) получается.
Вот вам будущее (тогда ещё не написанное) стихотворение одного из завсегдатаев сборища литераторов при детском издательстве (как вступление в историю, к которой мы приступили).
ЭТА МЕТАМОРФОЗА
– Я всегда становлюсь женщиной в тот момент,
Когда это наименее оправдано, -
Сказало железо, ведь было согрето набело,
Как виноградина, ставшая чистым спиртом!
А ведь это всего лишь тело, когда насовсем не убито.
Здесь и кузнец, подковавший серому волку голос,
Дабы козлят себе выманил.
Здесь и петровская дыба,
На которой стрелец изъясняется матерно -
То есть матерью становится слову!
Это метаморфоза каких-то основ.
Это выбор ослов буридановых левитановским стогом!
Это красивая стрекоза,
Что замерла перед красивым Богом -
От отчаяния, а не по расчету.
– Господи, везде какие-то чаяния,
Как чаинки в спитой заварке.
А у нас все получается:
Как виноградина, ставшая чистым спиртом.
Вот точно так, но – не только волею мироздания, а и в результате явленной нам простенькой и пошловатой (хотя – в чём-то даже куртуазной) интриги оказались памятная нам Натали и пока что не запавший нам в душу Цыбин в привокзальном буфете Московского вокзала, где находились они в ожидании электропоезда до станции Малая Вишера.