ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
— На, погляди, — сказал Юга нетерпеливо, вручая приблуду Второму.
Тот послушно прижал окуляры к лицу.
Увидел Хангар близко, словно в окно подглянул.
— Будто пляшут.
— Ай, так и есть! — Возбужденно подтвердил Юга. — Пляшут, в барабаны бьют, тем, похоже, и тварей сманивают. Глянуть бы вблизи, подслушать…
Задумался, вдруг щелкнул пальцами.
— В ночь пойду.
— Пластуны? Возьмут ли?
Выпь нахмурился. Опустил дальнозор. Пластунов-разведывателей набирали из охотников — низкорослые, выносливые,
За главного у них был некто Таволга, молчаливый жилистый мужик. Лицо ножом порезано, усы подковой, сама башка налысо обрита.
— Меня — так запросто. — Небрежно фыркнул Юга. — Я же сама ночь, погляди. Особенно если в черное обрядить.
— Тебе-то идти зачем?
Юга с досадой нахмурился.
— Как не поймешь, глупый. Мне самому надо услышать, самому посмотреть, чтобы потом на свой танец переложить. Ну как удастся вмешаться, тварей оттянуть? Не могу я на жопе ровно сидеть, просто ждать, когда другие все сделают или само оно развяжется.
Выпь помалкивал, обдумывая. Звучало здраво, но все в нем предложению противилось.
— Если поймают? Заметят?
Юга только усмехнулся. Легко повел плечом.
— Тогда и плакать будем, пастух.
***
Таволгу Юга не сразу приметил. Тот, верно, был в разведке, когда вернулся — непонятно. Доложился начальству, а на выходе с Юга столкнулся. Перемигнулись, разошлись.
После разговорились.
Расположение к себе Юга сразу почуял, всегда настроение собеседника срисовывал. Да и сам Таволга ему глянулся. Простой, хороший мужик, даром что в вершках. Тело сухое, подбористое, руки крепкие.
На Второго похож, только ростом ниже и вообще — проще.
Его просьбу выслушал, хмыкнул. Но уважить не спешил.
— Много просишь.
— Справлюсь.
Таволга молчал, щупал его глазами.
Юга придавил раздраженный вздох.
— За благодарностью не постою. А случится драться, не побегу.
— Ты же Третий, черныш. — Обронил Таволга, пряча подбородок в кулак. — Какая, эта, от вашего брата польза в бою? Окромя красы, с тебя и взять нечего.
Юга сощурился, выпрямился резко.
— За мной иди, — бросил отрывисто, круто повернувшись. — Что покажу.
Таволга, усмехаясь, пошел следом. По дороге зацепил глазами Выпь, только руками развел — сам, мол, позвал. Не обессудь.
Юга привел его к реке, на песчаный берег, взрытый копытами, засыпанный водорослями и до бела высушенными костями-корягами. Жарное марево разметал пришедший ветер, взрыхлил мягкое речное мясо, засеял редким дождем. Здесь Юга встал, развернулся к пластуну.
Потянул из волос цепь. Человек подобрался, но не отшатнулся.
— Цепкой, эта, много не навоюешь, — предупредил.
Юга шагнул в сторону. Качнулся, как маятник, влево-вправо повел змеиным обрядом, а когда Таволга прилип глазами, вдруг обошел. Был — и не стал. Вырос за спиной,
Тот пошатнулся, крякнул.
— Эх-ма, заморочил! Глаза отвел, тьманник. Ну-ка, еще повтори.
Встал вновь к лицу лицом, напружинил ноги, подсобрался.
Юга стегнул улыбкой.
Обернулся вкруг себя, вздрогнул всем телом, раскрытыми как крыло волосами и в ответ самого пластуна подняло, обернуло, хлопнуло по лбу берегом.
— Управился, — сказал он, отплевавшись. Подгреб рукой песок. — А ну, смотреть не станут? Сразу ударят?
Пшакнул песком, как зерном, в лицо целясь, но Третий отшатнулся. Гибко перегнулся назад, волосы же, против движения, метнулись вперед, будто плащом укрылся.
— Тоже уйду, не беспокойся, — Третий уже стоял поодаль, жег очами. — Так что? Возьмешь с собой?
Таволга поднялся, растирая поясницу. Пожевал губами.
— В черное оденься и волосы свои, эта, притяни. Обещай во всем слушаться. Под свою руку беру.
Юга улыбнулся, победно сверкнув глазами.
***
Когда Выпь откинул полог общей палатки, Юга уже почти собрался. Стоял, крепя наручи. Взгляд у Третьего был пустым, отсутствующим, Второго он едва заметил. А сам Второй остановился — до этого не случалось видеть Юга в боевом обряжении.
Шкура Третьих, ангоб — смоляные доспехи, на истинном живом носителе сидела идеально точно. Словно Юга и впрямь смолой окатили. Накладки-утолщения, будто хитиновые пластины, прикрывали бедра, пах, плечи и грудь. Второй думал, что доспехи блестят, но они оказались матовыми, даже шершавыми на вид. И — только заметил — черное их царство цвета было неоднородно.
Протянул руку, скользнул всей пятерней, растопыренными пальцами вдоль спины, прослеживая втравленный в толщу защиты узор. Словно прорезы, сплошными линиями глубокого, как сон, цвета. Точно жила-река. Эти линии продолжались одна в другой, обнимали, обвивали все тело и двигались, когда двигался сам Юга. Их танец едва заметен был, но чаровал — на каком-то ином уровне взгляда-восприятия.
В ответ на касание Юга повернул голову, скосил глаза.
Под ресницами, впервые разобрал Второй, лежали синеватые зимние тени.
— Как устроены твои доспехи? — осведомился Выпь хрипло.
— Не знаю, — отозвался Третий с легкой заминкой.
Волосы он прибрал, перевил цепью, не дающей им воли. Поделился, переводя разговор.
— Представляешь, Таволга сказал — на гривнях пойдем.
— На гривнях? — тупо переспросил Выпь, опускаясь на койку. — Травни?
— Ай, вроде они. Таволга их на каком-то Хоме от пала спас, с тех пор под рукой ходят. Я ни разу на таких не катался, а тебе случалось?
Речь его, Выпь приметил, после рокария сделалась иной — более плавной, певучей, с призвуком черничного серебра. Инаковости. Обычный его говорок, быстрый, как верховой пожар, когда мыслями за словами не успевал, где-то в нутре Лута остался.