ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
— А не слишком ли забористо, а, гаджо?
— Я попросил ребят пошерудить с разных сторон. Сегодня вечером… Ну, условным вечером, попробуем свести все факты. Если я прав и мы действительно среди декораций…
— Больно муторно да сложно. Пастух, по-твоему, тоже элемент? А уж матюгался, матюгался-то как настоящий.
***
— Готов? Гляди, уронишь меня…
Русый лишь фыркнул, точно лесной кот.
— Жми, — сказал
Элон вспомнила к месту, как валятся из высоких поддержек балерины, на лицо падают, ломая ключицы. Разбежалась и — взлетела.
Застыла, точно вклеенная в крепкие руки.
Волоха держал жестко, даже не вздрогнул.
Аккуратно спустил на землю.
— Ну, ты здоров… Хотя твой Дятел меня тоже наверняка бы поймал.
— Мой Дятел и меня бы поймал, — хмыкнул Волоха, и Элон рассмеялась.
***
Вести, принесенные остальными, только укрепили подозрения Волохи. Впервые они зародились в подземелье, где все скакал и скакал в вечной своей погоне, в ожидании рассвета, Князь. Будто персонаж кулиски-вертепа — в аляповатой одеже, с вытаращенными глазами, на лакированной лошадке с мочальным хвостом.
В замке Стернь не было припасов. Зерно — прах, мясо на леднике — гниль, вино — ржавая пленка.
Замок еще дышал благодаря источникам, но в тепле его не нуждались люди. В денниках не били копытами кони, не квохтали куры на скотном дворе, и на весь замок не сыскалось ни одной усатой полосатки.
Собрались в кружок.
— Тикать надо, — рубанул воздух ладонью взбудораженный Буланко, тараща яркие глаза, — поганое место! Дюже поганое!
Иночевский с сомнением покачал головой. Переплел тонкие пальцы, вкрадчиво поблескивая кольцами.
— Истинно говорит, уходить следует. Вот только как души живые в полоне оставить?
— А что нам в них, товарищи, если Хом все равно сам себе поедом ест? — откликнулся Мусин. — Мое слово: Еремку в охапку и марш-марш, покуда хозяева еще чего не удумали. Один Лут знает, что там у них в программке. Либретто нам не выдавали!
Дятел вопросительно уставился на Волоху.
— Здесь поцелуем заклятье не снимешь, — вздохнул русый, — Лут на счастливые сказки никогда щедрым не был. Как думаете, сколько путников до нас так пропало?
Экипаж закручинился в раздумьях.
— Почему же пропало? — осторожно возразила Медяна. — Может, живут себе где-нибудь не в замке.
— В Траве, что твои кузнечики, — басом бросил цыган и хрипло рассмеялся, в общей тишине.
— Ой, Лут, — выдохнула Медяна, обхватила себя за плечи. — Нам надо бежать! То есть — уходить.
— Что скажешь, гаджо? — Дятел толкнул в плечо Волоху.
Русый размял лицо ладонями. Следовало решать быстро.
— Хорошо.
— А ты до ветру попрешься?
— А я попрусь выяснять, можно ли остановить этот механизм.
Народ козырнул и разбежался. Один цыган задержался. Волоха хмуро толкнул его в грудь.
— Что такое, старпом? Приказ не ясен?
— Ясен-красен, — протянул Дятел, оскалясь, — а только сдается мне, все это представление для тебя одного затеяли. Вот и думай, кому ты так сдался.
Волоха проводил помощника взглядом.
И направился вниз — туда, где без остановки двигалась кукла-Князь.
Даже тени его оставили. Светцы едва тлели, но Волоху вело звериное чутье — раз пройдя одной тропой, он не забывал ее.
— Ты не туда идешь.
Дева прижималась к стене. Тонкая и белая, точно росчерк ветки на снегу. Гладкие черные волосы убраны в узел на затылке. Скулы ее были тугими и горели кирпичным румянцем, и она вовсе не казалась механическим элементом шкатулки.
Она появилась сразу, вдруг, за один мельк ресниц, и Волоха остановился.
— Что ты говоришь? — спросил, пытаясь не выдать растерянности.
Он нахмурился, тщетно пытаясь вспомнить. Он не видел ее раньше — ни здесь, ни вообще. Но она казалась знакомой. До боли.
— Это говорю не я, — незнакомка серьезно улыбнулась. — Это говорит тебе он. Ты нужен ему в другом месте. Не здесь.
— Кто — он?
— Он скажет, куда вести корабеллы.
— Кто — он? — настойчиво повторил Волоха. — И что если я сам знаю, куда мне вести корабеллы?
Девушка улыбнулась.
— Он скажет.
Волоха моргнул — и девушки не стало. Будто в стену ушла.
Русый провел рукой по стене, шершавой и холодной. Ничего, никаких выемок или рычажков-зацепов. Он не мог позволить себе промедления. Кем бы ни была бледная дева.
Вниз, вниз, к железным створам.
***
Элон осторожно, обмирая от собственной смелости, запустила пальцы в русые волосы. Застыла, не смея вздохнуть. Волоха не проснулся. Голова его была тяжелой и горячей.
А волосы искрились, как куна. В полутьме мерцали светлым серебром, глубокие были и мягкие. В таких седина и не приметна будет. Если Лут позволит капитану дожить до седых волос…
— Милый мальчик, — прошептала Элон, — какой ты хороший, когда спишь.
Бережно очертила кончиками пальцев жесткий излом губ. Вздрогнула, когда острые зубы сжали фалангу.
Волоха смотрел из-под ресниц. Сильно запахло хвоей, горькой смолой, таежной холодной терпкостью.