ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
Огонь. Железо. Вот что приготовил ему Агон. Каждый шаг давался с трудом, каждый шаг — стежок на коже. Но он шел, потому что не умел отступать.
Потому что сам выбрал.
***
Медяна вцепилась в Руслана, едва ли отдавая себе в этом отчет. И, если команда Еремии молчала, то остальной люд Тренкадиса заливался на все лады.
Подбадривающие выкрики, ставки, личное мнение и споры, все сливалось в один мощный горячий гул.
Волоха крутился между железом и огнем, как волчок. Отводил удары саблей, прыгал, уворачивался, падал, выводил так, что цепи переплетались меж
В один момент ей показалось, что Волоха не вытянет, не сможет больше. Но он смог. Пробился, прошел между железом и огнем, расплатился потом и кровью, ухватил колокол за язык, рванул. Раз, другой, раскатывая колокольный гул над Тренкадисом.
Огонь упал, как трава под косой. Цепи расплелись, развеялись сухим ржавым листом.
Волоха, едва отдышавшись, выпрямился, жадно оглядывая палубу. Шарил нетерпеливым взглядом. Чаша под колоколом была так же пуста. Так же нема.
Медяна сжала кулаки. Неужели напрасно? Он же прошел, он выиграл Кон! Зрители разочарованно загудели.
Служитель покачал головой.
— Ступай. Не повезло.
Но Волоха не ушел.
Зарычал, взмахом сабли рассек чашу вместе с треногой, и ропот толпы стих. Над Тренкадисом пролегла тишина, вытянулась большой хищницей.
— Агон! Агон! Агон! Услышал ли ты меня теперь?
Медяна вдруг задышала чаще, сжала Руслану плечу — до костной боли.
— Эй! Чего…? Плохо тебе?
Руслан удивленно обернулся на девушку. Глаза его расширились.
***
Волоха обернулся к зрителям, когда те вдруг загомонили удивленно, расступаясь перед кем-то.
— Я слышу тебя, капитан. Чего ты хочешь? Говори. Если это интересно, я отвечу.
Волоха уставился на говорившего.
Агон легко, как лисица, прыгнул на борт корабеллы, смотрел сверху. Черты лица неуловимо менялись, мягко плавились, словно Агон подгонял их под себя. Но рыжие кудряшки торчали так же непокорно.
Нечасто он брал себе живые факелы. Только если выбраться куда-то хотел. В последний раз, кажется, такое случалось в Триумвират.
— Тамам Шуд, — сказал Волоха.
Сказал так, чтобы все слышали. Чтобы знал весь Тренкадис.
— Тамам Шуд, — задумчиво повторил Агон.
Спрыгнул на палубу, одним мановением руки очистил ее от цепного сора.
Сел напротив капитана, скрестив ноги. Жестом пригласил сделать то же самое. Волоха опустился на палубу, чувствуя, как между лопатками от натяжения кожи сочатся кровью стежки.
— Говори, — потребовал Агон. — Это интересно.
Глава 26
26.
Выпь взял на себя много.
Лагерь рос, прибавлял людьми, постройками, запасами и оружием. Набирался сил, забирал внимание. Выпь рано вставал, ложился поздно, часто — позже всех. Приходил измотанный, умывался, наскоро ужинал, падал как подкошенный и сразу засыпал. Старался вникнуть во все дела, творящиеся на территории лагеря.
Юга в эти внутренности не лез, ему хватало своих забот.
— Куда ты? — прохрипел Выпь спросонья, когда Юга,
Юга с досадой щелкнул языком, обернулся.
Выпь сонно жмурился, привстав на локте. Редкое утро, когда он позволил себе заспаться. Обычно Выпь вскакивал с рассветом, и Юга волей-неволей поднимался следом. Обкорнаю сегодня, решил Юга, глядя на взъерошенные, на солнце выгоревшие волосы друга. Вон, челка в глаза уже лезет.
Рука сама потянулась поправить; волосы у Второго были жесткими, точно стерня.
— К Таволге. Проведать старика, да и расплатиться честь по чести.
Выпь нахмурился, провел ладонью по векам, стряхивая сон.
— С тобой пойду.
— Ай, да на что ты там? Выспись лучше!
Второй упрямо помотал башкой. Начал подниматься.
— Ждать не буду, сам догоняй, — сказал на это Юга и откинул полог, окунаясь в жаркое утро.
***
Таволга сидел у себя, ковырялся с деревянной птичкой-свиристелкой. Изредка подносил к губам, осторожно дул — тогда в глубине птицы что-то глухо сипело. Чирикать птаха упорно не желала. Таволга кряхтел недовольно, кусал ус и продолжал возню. Правая рука еще плохо слушалась, стрела Хангара выгрызла себе порядочно мяса. Таволга не сдавался. Птичку ему присоветовал лекарец. Вручил кусок фиолетового дерева и сказал резать — хотя бы ложку. Родом брусочек был с Хома Панга, где жили чернокожие люди и белые львы. Дерево, из которого выходила птица, у тамошних племен считалось священным за способность перетягивать на себя людскую хворь.
Разводы на теле птицы стали темнее, точно древесина напиталась маслом. Зато рана не нагноилась, быстро зарастала нежной розовой кожей.
На Юга Таволга вскинул глаза, обрадовался.
— А, какой гость! Милости просим, заходи, садись. Ты, эта, чай будешь? С мятой, с сахаром, холодный?
— Давай сразу к делу, — Юга блеснул зубами, изящно опускаясь на колени, — жара страшная, до реки хочу успеть.
— Ну. Сразу так сразу, — не стал спорить Таволга. — Ты, люди говорят, шаришь малехо в этом деле?
Юга застенчиво опустил глаза, подцепил ногтем кисточку подушки. У Таволги оказалось неожиданно прихотливое убранство палатки: сплошь подушки, ковры и узорочье.
— Способности есть. Самородок.
— И скромный какой, — расхохотался Таволга. — На-ка вот тогда, гляди мое хозяйство.
Юга углубился в изучение. Полог палатки хлопнул парусом, впуская еще одного гостя. Выпь замер на пороге, лицо его выражало мрачную решимость.
Таволга несколько опешил, но поднялся навстречу, за руку здороваясь с Выпь.
— О! И комендант здесь! Счастливый день, не иначе! Чем обязан?
Третий опустил голову ниже, кусая губу и давя улыбку. Выпь скосил глаза на ихор в побитой рамке, который Юга задумчиво изучал.
Ответил на рукопожатие, а вот на вопрос — не сразу.
— Ну… Так, просто заглянул. — Пояснил скомкано. — А ты что здесь делаешь?
— Правлю настройки, — коротко отозвался Юга, гладя пальцем чешуйки экрана. Скосил на Выпь насмешливый глаз. — Этим я занимаюсь последние недели, но ты, кажется, единственный не в курсе.