Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна
Шрифт:
Вернулся трактирщик с двумя мисками дымящегося рагу, поставил на стол и тотчас же вышел.
Д'Артаньян принялся неторопливо есть.
— Отвратительная, — повторил Рошфор. — Потому что я доносил… да, именно доносил!... его высокопреосвященству все, что выбалтывала мне малютка Фаржи в постели… Вы меня понимаете, мой друг?
Лейтенант, конечно же, понимал, что только вдрызг пьяный Рошфор мог одновременно вызывать его на дуэль, жаловаться на свою судьбу и признаваться в нижайшем, особенно для дворянина, поступке — доносительстве. Понимал и потому
— Когда я спал с мадемуазель де Санлис, я не совершал никакого предательства, потому что она сама его давно уже совершила… да…
Она продалась кардиналу с потрохами… ха-ха-ха… она искренне любит королеву, но — о, Боже! — как ей не терпелось поделиться своими глупенькими секретами! И она делилась со мной… Нашла исповедника… ха-ха-ха!.. Отвратительная история, скажу я вам… Это я причина ареста малютки Фаржи…
Д'Артаньян старался не показывать своего удивления.
Рошфор продолжал:
— Завтра ее отправят в Бастилию. Будут пытать… Поэтому я решил вызвать вас на дуэль и либо убить — и тогда меня казнят на Гревской площади за нарушение эдикта, которым король запретил, черт бы его побрал, благородным людям драться на дуэли… либо вы убьете меня, что более вероятно — вы уже четыре раза могли это сделать… и тогда…
— И тогда на Гревской площади казнят меня за нарушение того же эдикта короля, — закончил д'Артаньян.
— Да? Проклятье! Об этом я не подумал… — сказал Рошфор и вдруг икнул, что никоим образом не вязалось с его изысканным аристократическим обликом, сохранившимся до сих пор, несмотря на все им выпитое. — Что же делать?.. Вы понимаете, я подлец… я потерял право называться благородным человеком… я предал женщину, доверившуюся мне! — Рошфор налил себе полную кружку и осушил ее. — Что мне делать? Что?
— Что вам делать, Рошфор? — улыбнулся д'Артаньян, несмотря на всю драматичность ситуации. — Во-первых, проспаться, ибо в таком состоянии вы не то что со мной, с ребенком не сможете драться на дуэли.
— Я забираю свой вызов, дружище! Я не хочу стать причиной еще и вашей казни… Я не подумал о такой возможности. К тому же, что это даст мадемуазель Фаржи, если до нее казнят вас, а еще раньше похоронят меня?
— Я сказал: проспитесь! А на рассвете, когда у часовых обычно слипаются глаза, вы устроите мадемуазель де Фаржи побег, как в старые добрые времена.
— И куда она убежит? — неожиданно осмысленным голосом спросил Рошфор.
— В том-то и дело, что никуда, граф. Ее перехватят, в каком бы направлении она не помчалась из Парижа, с вами или без вас. Но если вы отвезете ее к себе в особняк, у вас ее никто не станет искать. А когда все утихнет, вывезете ее из Парижа.
— Но в этом случае я предам кардинала… — не то спросил, не то констатировал де Рошфор.
— Вы уже предали его, когда рассказали мне, что он вашими руками пытался перехватить письмо герцогини.
— Да, предал… Вы правы… Вы поможете мне?
— В чем?
— В
— Нет.
— Почему? Ведь малютка Фаржи любимица королевы. И если она заговорит, то может очень навредить Анне Австрийской!
— Я знаю. Но приказ арестовать Фаржи дал король, а я служу в первую очередь королю.
Рошфор пьяно засмеялся.
— И в истории с бриллиантами вы служили королю?
— А вот за эти слова мы будем с вами драться на дуэли, когда, конечно, утихнет история с побегом де Фаржи. — Д'Артаньян встал, поднял, словно огромную куклу, Рошфора и поволок его к выходу. — Сейчас я передам вас трактирщику и велю ему сделать все, что он умеет, чтобы отрезвить вас.
— Да-а? А что он умеет? — высокомерно спросил Рошфор. — У нас в поместье, помнится, протрезвлялись в пруду… — он отстранил д'Артаньяна величественным жестом, нетвердыми шагами пересек трактирный зал, давно опустевший к этому позднему часу, постоял, покачиваясь, в дверном проеме, пытаясь, видимо, обрести некую устойчивость. Его фигура в широком коротком плаще, в сбитой на затылок шляпе с пышным страусовым пером и в поднятых, как для верховой езды, отворотах ботфортов с длинными, сверкающими в лунном свете шпорами являла странное зрелище. Затем, расставив ноги и пошатываясь, он удалился.
Д'Артаньян условным свистом позвал Планше. Тот вскоре явился, сонный и недовольный.
— Чего изволите? — буркнул он.
— Видишь, кавалер идет по улице?
— Граф де Рошфор что ли?
— Ну да. Пойди за ним и проследи, чтобы он чего-нибудь не натворил — он пьян в дым.
— Воля ваша… — пробормотал Планше. — Хотя я слуга вам, а не ему…
— Поговори мне! — строго сказал д'Артаньян.
Планше потрусил за графом…
Лейтенант прихватил пару бутылок вина и поднялся к себе на второй этаж, намереваясь отдохнуть и поразмыслить над словами Рошфора.
Но из этой благой затеи ничего не вышло.
Не успел он осушить и одного стакана, как хлопнула входная дверь, и раздался голос Планше:
— Мсье лейтенант! Граф хотел топиться, но я ему помешал, и теперь он ругает меня на чем свет стоит, но зато трезвый.
— А где он?
— Там, сидит на берегу и совсем на графа не похожий.
— Ты-то чего весь мокрый? — засмеялся д'Артаньян.
— Так я ж его из Сены тащил! — возмутился Планше. — Сами велели, сами и смеетесь…
— О, Боже! — понял наконец лейтенант. Вскочил, приказал Планше допить бутылку вина, чтобы согреться и растопить огонь в очаге, а сам поспешил к реке.
Граф сидел на берегу, как мокрая, нахохлившаяся птица. Его била мелкая дрожь.
— Вы с ума сошли, милейший граф! — воскликнул, подходя к нему, д'Артаньян. — Купаться ночью, в одежде!
— При чем тут ночь? Я не собирался купаться.
— Вы можете простудиться..
— Я никогда не простужаюсь! Черт бы побрал вашего слугу!
— Однако, вы неблагодарны — он не дал вам утопиться.
— Да не хотел я топиться, не хотел! Неужели не понятно?
— Что же тогда вы делали в Сене?