Пять ликов богини

Свирин Александр

Лицо Лады постоянно меняется, как в каком-то ???(mangekyo)[13]. Это смотрится жутко и неприятно, а потому я тут же отвожу взгляд и всматриваюсь в остатки виски в стакане. Залпом допиваю и морщусь от неожиданно усилившейся горечи алкоголя, который проезжает по горлу кислотной дорожкой.

— А сколько действует псилоцибин? — спрашиваю у Лады.

— Часа четыре, — отвечает она. — Иногда пять-шесть, но редко.

Я окидываю клуб новым взглядом, и в свете разноцветных огней понимаю, что за всей этой суетой никогда не видел настоящего мира, никогда не смотрел на него просто как на пространство существования, а вместо этого всегда старался дать ему какую-то оценку. Мир то плохой, то хороший, в зависимости

от ситуации, а ведь он ни тот, ни другой, он просто есть, а это мы смотрим на него то с одной стороны, то с другой. Моё чистое Я находится в золотой клетке разума, а сейчас тем более, ведь я — это не совсем Я, это лишь малая его частичка, потому что во всей своей полноте оно раскрывается лишь в изначальном Менке. Вечный бег до цели, вечная темница чувств и эмоций, ненужный груз прошлых обид — это то, что делает меня несчастным. Вот я сегодня проиграл в музыкальном конкурсе — ну и что? Я расстроен, потому что это не соответствовало моим ожиданиям, но ведь мои ожидания — это мои проблемы. Почему я виню в этом других: зрителей, Психа, даже Ладу, которая просто оказалась лучше? Я словно нахожусь в ядре своего сознания, откуда смотрю на личность Лермушкина, да даже на личность самого Менке, как на какую-то ненужную оболочку, шелуху, которую можно соскрести и добраться до чистой и светлой сути моей истинной души.

Я смаргиваю, и тем прерываю цепь размышлений, словно смахивая с глаз очередной слой реальности.

Смешно, но даже влюблённость в Зевану кажется сейчас чем-то маленьким и незначительным. Вот бы поймать это состояние и удержать навсегда.

В клубе висят голоэкраны, на которых сейчас почему-то крутят новостную сводку. Ролик, судя по видео, показывает какую-то аварию, случившуюся с фургонеткой сегодня на первом уровне. Погодите-ка, это же утренние приключения Психа!

Кори, настройся на чистоту вещания голоэкранов. Включи звук.

Механический безэмоциональный голос диктора вещает:

— Сегодня утром на нижнем уровне возле девятнадцатого восточного блока полицейскими была перехвачена угнанная и перепрограммированная фургонетка. Подозревается, что угонщики принадлежат к известной террористической организации унагистов. Так же они взяли гражданского заложника, которого удалось спасти.

Я вижу, как из перевёрнутой фургонетки роботы-полицейские вытаскивают моё бессознательное тело, после чего приводят в чувство. А потом я вскакиваю, о чём-то говорю с гердянками и иду к Лизавету Красину. Погодите, но Псих в нейрограмме описывал всё не так. Неужели…

Кори, покажи мне сегодняшний лог-файл.

Листаю записи на самое утро. Вижу команду: «Отправь сигнал полицейским, чтобы спасли меня». И никакого «Найди способ разбудить меня».

Смех взрывом вырывается из груди наружу, не знаю почему, но я и правда начинаю от всей души хохотать так, что даже Лада смотрит на меня пусть с пониманием, но и с некоей долей смущения.

— Что-то произошло? — спрашивает она.

— Да! — радостно отвечаю я. — Оказывается, Псих Колоток — пиздобол и бахвальщик! Сочинил целый кусок собственной нейрограммы, чтобы выставить себя крутым героем, а на деле…

От смеха меня начинает трясти, но я понимаю, что выразился слишком резко о самом себе, пусть даже и другой личности. Я ведь никогда прежде брань не использовал, а тут вдруг словечко, которое больше подошло бы тому же Психу. Но мне плевать, ведь я, М.С. Лермушкин, лишь одна из масок Менке Рамаяна, которую он волен снимать и надевать, когда вздумается.

Приходит мысль — а что, если псилоцибин стёр между нами границы? Может, я сейчас и есть Менке, а вовсе не Лермушкин? Эту мысль стоит покатать на языке, распробовать на вкус, а потом проглотить.

Меж тем, всё вокруг уже какое-то время расплывается и вибрирует цветными узорами.

—

А прикольная штука этот твой псилоцибин, — говорю я Ладе. — Дашь ещё пару капсул на будущее?

— Нет, — она смотрит на меня как-то обиженно. — Его всё равно можно будет принять не раньше, чем через две-три недели.

— Что-то не так?

— Да нет, всё нормально. Я понимаю, что у тебя сейчас богатые внутренние переживания. Просто хотелось провести этот вечер с тобой, но я сама виновата, что дала тебе наркотик. Так что не обращай внимания, развлекайся.

— Ну прости. Давай пойдём куда-нибудь отсюда? Мне кажется прогуляться по городу очень кстати.

— Пойдём.

Мы покидаем клуб, я держу Ладу за руку и чувствую, что это приятней, чем когда-либо в жизни. Я весь — ладонь. А ведь Лада безгранично красива, я всегда это видел, но никогда не Видел. Даже как ????????(filenada)[14] она мне ближе, чем Зевана, потому что общение с той похоже на фехтование, а здесь я словно гуляю по тихому и спокойному лесу. Лада напоминает мне о детстве и моём настоящем доме — том, в котором я жил с мамой.

Время идёт невероятно медленно, и в одну минуту вмещается целая жизнь, которую я проживаю внутри разума. Дверь в бессознательное вышибло с ноги, и теперь даже самое обыденное действие наполняется сакральным смыслом. Город предстаёт предо мной ярким, вызывающим, разноцветным. Проскальзывающие мимо по рельсовым путям таксетки и фургонетки, гуляющие люди, сияющие неоновые вывески и указывающие дорогу светодиодные полосы делают Москву живой и дышащей. Она уже не кажется такой серой и унылой, это просто я не видел её истинной сущности. Мысли о прошлом и будущем не тревожат, я нахожусь в настоящем и наслаждаюсь им.

Шпили самых высотных блоков уходят вверх, под самый купол, который похож сейчас на огромный мыльный пузырь — тронь его пальцем, и он лопнет. Такая хрупкая темница, разрушить которую не представляется чем-то невероятным. Всего лишь чуть-чуть усилий — и ты свободен. Истинные кандалы не снаружи, они внутри. Значит ли это, что мне нужно отказаться от своей цели попасть в Златоград?

Нет.

Цель остаётся прежней, но я не должен забывать о пути, ведь не факт, что в конце я найду то, что ожидаю. Да и с учётом, какие мне строят препоны, кто сказал, что я вообще туда попаду? Так что же, получается, жизнь пройдёт бессмысленно? Чушь. Я останусь в мире навсегда, я уже выжжен в его теле и сознании, и этот след не пропадёт даже через тысячу лет.

После смерти я вернусь.

Может, моя песня не такая уж бессмысленная? Делюсь этой мыслью с Ладой, а она удивляется, говорит, что с самого начала считала, что текст повествует о реинкарнации.

— Я не верю в реинкарнацию, — отвечаю ей.

— Напрасно. Я верю. Вдруг в прошлой жизни ты был кем-то значимым?

— Тогда я жил больше трёхсот лет назад, потому что последний действительно значимый человек умер когда-то в те времена.

Лада куда-то ведёт меня, а я послушно следую за ней, попутно разглядывая мир и впервые открывая его для себя. Вскоре мы приходим в выстроенный в восточном стиле блок с покатой четырёхугольной черепичной крышей. Внутри оказывается просторный зал со свечами, благовониями и большой бронзовой статуей Будды посередине. Я смотрю на него, на счастливое и безмятежное лицо, преисполненное благостного просветления, и прекрасно понимаю это состояние, ведь и сам чувствую себя точно так же. А что, если Лада права, и реинкарнация — не миф? Просветление существует, сейчас это для меня очевидно, как никогда, пусть я и не достиг его окончательно, но максимально приблизился. Я не знаю, сохраню ли я такой же образ мысли, когда закончится действие наркотика, но в данный момент свет, исходящий из моей души, ярче света вокруг. И такой же свет исходит от Будды, пусть он всего лишь статуя.