Пять ликов богини
Шрифт:
Наконец, встаю перед нужной дверью. Сколько раз я стоял вот так, опасаясь зайти внутрь, готовясь к самому худшему? День без боли и криков — это чудесный день. Вдыхаю ещё раз и обретаю полное спокойствие. Я теперь намного сильнее, как физически, так и психологически. Нельзя позволять призракам прошлого выбивать меня из колеи.
Я жму на звонок и жду несколько невыносимо долгих секунд. Дверь открывает гердянка, по виду служанка.
— Добрый вечер, — приветствует она. — Чем могу быть полезна?
—
— По какому вопросу? Возможно, я смогу вам помочь.
— Я Менке Рамаян. Его сын. Пропустите, пожалуйста, у меня личный разговор-с.
— Личность идентифицирована. Прошу вас, проходите.
Едва я переступаю порог, как сразу вдыхаю знакомый острый запах мужского пота, табака и крепкого алкоголя, который насквозь пропитал здешние стены. Та же пошлая вычурная обстановка с кучей ненужного хлама, забивающего пространство, та же резная деревянная мебель, украшенная восточными узорами — всё, как и прежде. Не уверен, что такие возвращения идут на пользу моему усталому разуму, но делать нечего — у истины своя цена.
— Кого там черти принесли?! — слышу из глубины комнат знакомый выкрик. — Кто бы там ни был, спровади его нахер!
Отец ни капли не изменился. Усмехаюсь про себя этой мысли, потому что нет ничего хуже человека, застывшего в одном-единственном состоянии и более никак не развивающегося. Однако лишь он презирает технологии и прогресс настолько, что не стал устанавливать себе нейроком, а потому в его разум не могла проникнуть никакая сила, дабы изменить память, и в этом смысле только ему я могу доверять. Предпочитаю не отвечать на его выкрик, а явиться лично, вырасти тёмным силуэтом прямо перед носом и посмотреть, узнает ли он меня спустя девять лет.
Из прихожей прохожу в гостиную, и замечаю его. Годы, конечно, не пощадили отца — некогда мощный атлетичный мужчина превратился в обрюзгшего толстого увальня. Неухоженная чёрная с проседью борода растёт клочьями в разные стороны. Он сидит в кресле, одетый в засаленный серый халат, с целым тазиком кукурузных чипсов на коленях и смотрит какой-то фильм в VR-шлеме. И этого человека я боялся? Меня едва не разбирает дикий хохот от того, насколько жалким он стал, но я сдерживаюсь.
— Твою мать, ну кто там? — недовольно бурчит отец и снимает шлем.
Он окидывает меня взглядом с ног до головы, но выражение его глаз не меняется, только уголки губ растягиваются в ехидной улыбке.
— Ты что ль, Менке? Знал, что рано или поздно припрёшься, сучёныш. Что, понадобилась помощь от дорогого родителя?
— Мне от тебя ничего не нужно, — отвечаю я спокойно и сажусь в кресло напротив.
В комнате царит полумрак, и я надеюсь, что тень скрывает верхнюю часть моего тела.
— Но я тоже рад тебя видеть, — добавляю я с сарказмом.
— Тогда
— Грех смеяться над убогими. У меня есть несколько вопросов. Надеялся, что ты на них ответишь.
— О, так значит. Столько лет не виделись, а ты пришёл только затем, чтобы подоставать меня. Ну ладно, давай, задавай свои вопросы.
Отец тянется за стоящей на тумбочке рядом бутылкой виски. Берёт стакан, наливает себе немного и предлагает мне. Я отказываюсь — сейчас не то время, чтобы туманить рассудок.
— Расскажи мне о маме.
— Что тебе рассказать?
— Какой она была?
— Она была холодной сукой. И бревном в постели. Я собирался её бросить, но тут она сказала, что беременна, и я решил пока повременить. Хотелось сына. А потом она сбежала, прихватив тебя с собой. Плевать на неё, но ребёнок… В общем, я тебя обыскался. И нашёл на свою голову.
Отец усмехается и делает глоток виски. По лёгким тикам мышц у губ и носа понимаю, что он нервничает. Это хорошо — главное самому сохранять спокойствие и создавать ощущение полного контроля над ситуацией.
— Значит, ты её не любил?
— Как и она меня. К чему эти расспросы? Надеялся, что ты чего поинтереснее захочешь узнать.
— Это так, разогрев. Как твоё достоинство? — показываю взглядом вниз.
— А я всё ждал, когда поинтересуешься. Херово, твоими стараниями. Гердянкам удалось пришить обратно лишь одно яйцо. Спасибо и на том. Ты не думай, я на тебя уже не злюсь. Ай, да что там, по мне, так это был твой самый мужской поступок за всю убогую жизнь.
— А я вот собой совсем не горжусь. Просто выместил злость.
— Значит, ты так нихрена и не понял.
— И что же я должен был понять?
— Что мир — жестокое и злое место. И порой ты должен идти на самые решительные и радикальные меры, если хочешь в нём выжить и преуспеть. Я следил за твоими достижениями. Думаешь, я злодей? Жестокий родитель, что почём зря лупил сына? Да я выбивал из тебя слабость! Делал из тебя настоящего мужика! И что в итоге? Я смотрю бои и вижу, как ты выносишь всех на ринге, будто сраный тайфун. Никто не может победить тебя. Я тобой даже горжусь. Сказал бы спасибо своему старику.
— Ты сломал мне детство. — Мои пальцы крепко вцепляются в подлокотники, дабы удержать тело от резкого скачка. — Просто уничтожил и растоптал его.
— Такова цена силы, — говорит отец и отхлёбывает ещё виски. — Или ты хотел вырасти одним из этих жалких хлюпиков?
Нога начинает непроизвольно дёргаться. Я смотрю на бутылку виски, чувствуя, как внутри нарастает желание затушить раскалённые нервы алкоголем, но нужно держаться. Нельзя позволить отцу перехватить инициативу, этим я покажу слабость. А больше всего на свете он ценит силу.