Пять ликов богини
Шрифт:
— Я знаю человека, — говорю я, — которого отец не избивал, не оскорблял и не унижал. Тем не менее, он вырос не просто сильным, а, возможно, самым сильным из всех людей. Стоит, правда, добавить, что слегка чокнутым, даже сумасшедшим, но это уже мелочи. Все совершают ошибки. В любом случае, его пример доказывает, что необязательно издеваться над ребёнком и ставить перед ним жёсткие условия, чтобы воспитать в нём силу.
— Есть ребята, у которых от рождения внутри стальной несгибаемый стержень. Ты не из таких. В тебе я видел слабака и тряпку. Закалял тебя, как мог. И закалил.
Я устало вздыхаю. Похоже, на
— А как же Нане? — спрашиваю. — Её ты тоже «закалял»?
— Чего? — Удивление в голосе отца неподдельное. — Какая ещё Нане?
— Ты совсем пропил мозги? Моя сестра.
— У тебя нет никакой сестры.
Моя рука невольно сжимается в кулак. Он напрягается так сильно, что по пальцам разливается приятная тёплая боль.
— Она жила в той комнате. — Я киваю в сторону закрытой двери справа. — Забыл?
— В той комнате никто никогда не жил. Только ты мелким прятался иногда от моего ремня. Погоди-ка… А это не та смуглая кучерявая девка, что иногда таскалась за тобой?
— Таскалась за мной?
— Да-да, я вспомнил. Сестра? Ты думал, это твоя сестра? — Отец усмехается. — Она тебе так сказала? Какой же ты балбес! Тебя одурачила какая-то девка с улицы. Я всегда считал, что твоя краля.
— Она жила с нами в той комнате. — Мне всё сложнее сохранять контроль, чувствую, как мой голос становится жёстче, напористее, громче. Сердце ускоряет бег, а я стараюсь управлять дыханием, дабы успокоить его. — Лечила мои раны после твоих избиений.
— Эти царапины ты называешь ранами? Пф. Понятия не имею, может, ты её туда подселил, она и торчала там, ныкаясь от меня. Я иногда видел, как она шмыгает туда-сюда по квартире, но, как уже говорил, решил, что это твоя подружка. Даже радовался, что ты так рано стал девок водить.
— Ты её изнасиловал! — Я всё-таки не выдерживаю и ору. — Изнасиловал! Я поэтому и отрезал тебе яйца, старый осёл!
— Чего?! — Отец сразу меняется в лице, его глаза наливаются гневом. — Олух тупорылый! Я никакую девку никогда… Постой… — Его взгляд вновь меняется. На мгновение отца посещает озарение, после чего в глазах появляется издевательская насмешка, а рот кривится в сардонической ухмылке. — Ты думал, что я её изнасиловал, и поэтому напал?
Отец смеётся, да так радостно и заливисто, словно нашёл ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего остального. Его хохот окончательно выводит меня из себя. Я сижу, с трудом глотая слюну, и пытаюсь понять, что его так рассмешило.
— Прекрати, — говорю я злобно.
— Извини, просто это очень забавно. Я-то думал, ты отомстил мне за себя. Ну, за тот вечер, когда мы пошли праздновать твоё восемнадцатилетие.
— Хоть тот день рождения и вышел крайне пренеприятным, с чего я должен тебе мстить?
— Потому что ты повёл себя, как девка, когда решил трусливо сбежать. И я воспользовался тобой, как девкой.
Смысл последних слов не сразу доходит до меня. Я молчу и тупо смотрю на отца невидящим взглядом, а он, заметив мою реакцию, вновь хохочет. Я окончательно теряюсь, судорожно пытаюсь ухватить осколки стремительно рассыпающегося вокруг меня мира, но они настолько мелкие, что песком утекают сквозь
Отец сидит напротив и смеётся, а я смотрю на бутылку виски и невольно облизываюсь. Забыться, сойти с ума, напиться до белой горячки, лишь бы стереть этот миг из памяти и разума, выжечь его калёным железом. Мой сжатый кулак дрожит, а тело напрягается до полного ступора.
— Ты серьёзно думал, что я изнасиловал твою несуществующую сестру? — Голос отца звучит где-то вдалеке и доносится до меня глухим и тихим звуком. — Ты настолько охренел от случившегося, что выдумал эту байку, лишь бы спасти свой хлипенький рассудок? Я такое только в фильмах видал, не думал, что и в жизни так бывает. Фух. Ну ты меня позабавил, конечно. Тебе не помешало бы голову подлечить, сынок. Глядишь, и прояснилось бы.
Он издаёт ещё один короткий звонкий смешок и допивает остатки виски в стакане.
Всё это время я сижу словно в каком-то трансе, почти ничего не вижу и не слышу. Выходит, что жертва не Нане, а я. Я. Но она ведь не плод моего воображения, она существовала, я посещал её квартиру. И Крак спокойно говорил о ней. Но она не моя сестра…
Нужно отдохнуть. Слишком много всего за жалкие три дня, разум уже не выдерживает такое количество всевозможных откровений и потрясений. Менке специально разбил себя на четыре личности, дабы переживать всё по кусочку, по чуть-чуть, но с потерей Ады и Лермушкина чрезмерная тяжесть свалилась на всех нас.
Размышления спасают. Если привычный мир рухнул, надобно как можно скорее выстроить новый, цельный. Итак, ныне мне известно, что Нане вовсе не моя сестра, она неизвестная девочка, которая зачем-то представилась моей сестрой и помогала мне всё детство. И продолжала помогать во взрослом возрасте. Зачем? Может, она сбежала от реальных родителей и использовала меня, как прикрытие, до восемнадцатилетия, а потом просто привязалась? А увидев возможность попасть в Златоград поскорее, ухватилась за неё. Нет, как-то натянуто. Здесь нечто иное. Если бы она сбежала от родителей, гердянки давно бы её нашли.
Неужели она с самого начала работала на Златоград? Теория совершенно невероятная, немыслимая, но куда более здравая. Если подумать, то ничто не мешает тем ста двадцати пяти людям, которые туда уехали, завести детей. Такие дети могут стать агентами для выполнения какой-то миссии, особенно если их с детства правильно воспитывать и натаскивать. Нане всегда отличалась слишком высоким для своего возраста интеллектом.
Далее, мой тренер по карате, Алан Гаджиев, тоже прибыл из Златограда. Мама лично встречалась с ним не раз — это я точно помню. Значит, мама тоже как-то связана со Златоградом. Мы жили в каком-то непонятном месте, о котором я ничего не знаю. А ответ, меж тем, всё время лежал под носом. Ответ очевидный, но настолько невероятный, что я просто отказывался его принимать.