Пять попыток вспомнить правду
Шрифт:
Голова гудела от роя мыслей, жалящих осами, и по всему получалось, что я зря промолчала на допросе. Но если бы открылась, то это негативно повлияло бы на мужа — ведь он-то ничего не сказал!
В итоге искусала губу в кровь и извела себя окончательно. Ирвен пытался меня успокоить и говорил, что следующий ход за Бреуром, от его решения мы и будем отталкиваться. Муж также утешал тем, что никто из безопасников не спрашивал о моём происхождении, так что они сами виноваты. Пусть следующий раз начинают с вопросов: «Вы чужемирянка? Случалось ли вашему духу занять чужое тело?
С другой стороны, быть чужемирянкой — не преступление. Преступление — скрывать этот факт от властей, следовательно, рассказав безопасникам, я бы только подставила мужа, а ему другое обвинение к уже имеющемуся сейчас точно не нужно.
Куда ни кинь — всюду клин. Или, как здесь говорят, куда ни ступи — везде шипы.
Мы с мужем ждали, что нас вызовут в суд, но этого всё не случалось и не случалось. Когда наконец за нами пришёл тюремщик, я уже настолько переволновалась, что устала переживать и ощущала себя до странного оцепеневшей и равнодушной.
— К вам посетитель, — пробормотал полуденник и открыл нашу камеру.
Извилистые коридоры тюрьмы ни капли не изменились за прошедший день, и наши шаги отдавались в них гулким эхом. Ирвен держал меня за руку, слегка поглаживая ладонь. Решение на этот раз довериться ему пришло само собой. Пусть расскажет или умолчит о моём происхождении, пусть его правозащитник сцепится с их стряпчим в суде, пусть муж хоть прибьёт Бреура прямо в зале заседания у всех на глазах, мне уже всё равно.
На удивление, нас привели не в суд, а ту же самую комнату для свиданий на шесть столов, где уже ожидали знакомые лица. Практически тот же состав, только вместо Кима с нашей стороны присутствовал Десар. Он с любопытством изучал Болларов, особенно много внимания уделяя Кайре, которая в ответ бросала на него уничтожающие взгляды, что, впрочем, его лишь забавляло.
После коротких — на грани грубости — приветствий с обеих сторон, Бреур сухо проговорил:
— Я решил принять твоё предложение, Гвен. Я заберу свои обвинения и откажусь от требования компенсации, взамен ты откажешься от намерений выдвинуть обвинения против меня и навредить тем самым семье. Ты письменно и клятвенно заверишь своё обязательство хранить две тайны. Уже полученные мною деньги останутся у меня, а ты расскажешь, как вам с Блайнером удалось обойти проклятие. Ты согласна?
— Да, — коротко ответила я, глядя в прозрачно-голубые глаза. — Да, именно этого бы я и хотела.
На оформление документов ушло неприлично много времени. Я наблюдала за Болларом, и чем больше смотрела на него, тем сильнее крепло ощущение, что он задумал нечто дурное, какую-то новую гадость. Он делал вид, что отступает, но лишь для того, чтобы перегруппироваться и атаковать снова, на этот раз исподтишка и, скорее всего, в спину.
Эти мысли отравляли вроде бы радостное окончание нашего противостояния.
Когда правозащитники подробно расписали, от каких обвинений и требований отказывается каждая из сторон, документы легли перед нами. Один экземпляр — перед нами с Ирвом, другой — перед Бреуром.
Однако я не верила, что
Ирвен молча подписал протянутый нам документ, и я сделала то же самое, а затем посмотрела на Бреура. Да, он проиграл раунд, но в его голове партия ещё не закончена, и он надеется отыграться позже.
Мы передали подписанное с нашей стороны соглашение своему поверенному, и Боллар сделал то же самое. Адвокаты всё проверили и в полной тишине обменялись бумагами. Перепроверили документы в последний раз, а потом степенно кивнули своим клиентам. Убедившись, что всё сделано правильно, я принесла клятву хранить семейные тайны Болларов.
Вот и всё.
Дед Ирвена, делающий вид, что собирается умереть от старости прямо сейчас, даже слегка встрепенулся. Поднимаясь из-за стола, Бреур ядовито проговорил:
— Что ж, думаю, что это наша последняя встреча. Если желаешь, пришлю табличку — на память.
— Что ты, оставь себе. Она же на имя Боллар, а я теперь Блайнер. Вам нужнее, — не менее ядовито отозвалась я.
— И не думай, что я от тебя не отрекусь, — оскалился он.
— И не думай, что меня это хоть каплю волнует, — в тон ему ответила я.
Все присутствующие ощущали бешеное напряжение, нараставшее с каждой секундой. Ирв занервничал, и печать у меня на спине начала нагреваться. Бреур напомнил, жадно уставившись на меня:
— Ты дала обещание рассказать, как вам с Ирвеном удалось обойти проклятие.
Изначально я хотела рассказать Бреуру о печати тоже, но теперь понимала, что не стану этого делать. Он не хочет зарывать топор войны, а значит, не заслуживает жеста доброй воли. Посмотрела ему прямо в глаза, в суженные чёрные зрачки, открывавшие путь в бездну его души, и наотмашь хлестнула словами:
— Никак. Проклятие сработало. Ирвен умер, а потом мы его воскресили.
Бреур широко распахнул глаза, шокированный моими словами. Рассчитывал на волшебное решение своих проблем? На невероятную чужемирную тайну? Схему необычного ритуала? Вместо этого он получил плевок в лицо. Пусть кто-то сочтёт мою маленькую месть мелочной и жалкой, но я не смогла удержаться. Не после всего, через что мне пришлось пройти по его милости.
Воздух в допросной вдруг стал густым и вязким, а лицо Бреура резко побледнело. До него дошло, что я провела его самым нелепым, практически детским способом.
Если бы взгляды могли убивать, то ко мне уже пора было бы приглашать жреца, но вместо того, чтобы стушеваться и отступить за спину мужа, я упрямо и с вызовом смотрела на лицо человека, которого привыкла любить и училась ненавидеть.
Смотрела и знала, что на этом наше противостояние не закончится.
Пока длилась невероятно долгая пауза, а мы с Бреуром буравили друг друга взглядами через стол, все собравшиеся поднялись на ноги. Прозвучали нескладные слова прощания, и, несколько секунд потоптавшись на месте, все неожиданно синхронно двинулись к выходу, что вызвало общую неловкость и усилило нервозность.