Пять попыток вспомнить правду
Шрифт:
— Ирв, насколько безопасно обсуждать это здесь? Нас могут подслушивать?
— Нет, прослушивать камеры аристократов запрещено, но громко разговаривать не стоит, тюремщик всё же не глухой.
— Ты нарушаешь закон, не рассказывая Десару обо мне? — едва слышно спросила я.
— Да. Но я не хочу превращать твою жизнь в череду таких вот допросов и не считаю тебя опасной. Десару, несомненно, нужно будет рассказать, но позже. Пусть пока Странника ловит.
— Сомневаюсь, что он кого-то поймает. Думаю, дух слишком слаб, чтобы вернуться. Если он вообще не развеялся… а мне показалось, что именно это и произошло.
— Значит, нам нечего опасаться.
— Я всё же не понимаю, почему на Странников охотятся, а чужемирцев просто не любят? Чем
— Намерениями, методами и умениями. Чужемирцы — это души, что случайно забрели в опустевшие тела, а Странники — древние и привыкшие к безнаказанности маги, сменившие не одну оболочку и не один мир. Одно дело, если обычный дух занял чужое тело. Неприятно, но не катастрофа. Чаще всего такие люди быстро погибают, иногда даже не могут прижиться в новом теле. Таков рок, если хочешь. Жизнь, взятая взаймы, обрывается легко. Если же чужемирец прижился, он может принести пользу. Особенно ценятся инженеры и учёные. Их открытия, разумеется, подвергают цензуре, всё же наше общество к некоторым технологиям пока не готово, отчасти именно этим и занимается Служба Безопасности. Религиозных лидеров, революционеров, политиков, философов разных мастей казнят сразу, во избежание проблем. В Империи и так всё непросто, не хватало ещё гражданской войны. Музыкантов и художников обычно не трогают — знаешь, как много раз показывала практика, никого особо не интересует искусство другого мира, обыватели его отвергают и клеймят чужеродным. Такие чужемирцы либо растворяются в обществе, либо выпадают осадком на его дно. Мама как-то водила нас на выставку художников других миров, некоторые работы мне даже понравились, но зал был практически пуст. Никто не хотел посещать экспозицию, и вскоре её закрыли. Понимаешь, в Доваре действительно не любят чужемирцев и не хотят их поддерживать ни деньгами, ни работой, ни вниманием.
— А если художник скроет, что он чужемирец?
— Чужемирцы практически всегда себя выдают, поэтому рано или поздно слухи просачиваются. Нередко случается, что местных изобретателей безопасники тоже подвергают чрезмерной опеке. Я допускаю, что какие-то чужемирцы ускользают от внимания служб, но это значит, что они сидят тихо и не высовываются. Такой расклад вполне устраивает всех. Что же до Странников — здесь дело совершенно иное. Они не хотят вливаться в наше общество, они хотят менять его под себя. Пытаются установить собственное господство, привносят опасные технологии, экспериментируют с магией, заражают людей вредными идеями. Обычно Странник начинает свой путь с череды убийств. Он избавляется от тех, кто может ему помешать или навредить, а затем организовывает вокруг себя группировку из каких-нибудь отщепенцев, либо таких же чужемирцев. В некоторых случаях обращает людей в рабство и истязает их, в некоторых — подкупает или заманивает обещаниями. В любом случае Странники создают проблемы, поэтому на них охотятся и сразу же уничтожают.
— Очень плохо, что он получил именно твои воспоминания, да? — с тоской спросила я.
— Да. Расклад не самый удачный. Кстати, безопасников не воскрешают именно по этой причине. Никто не хочет, чтобы Странник получил доступ к их оружию, методам и информации. Некогда хотели ввести такое правило и для военных, но сочли, что риски не перевешивают пользу от воскрешений.
— Но почему тогда не проверяют всех воскрешённых сразу после проведения ритуала? Это было бы логично.
— Ты представляешь, сколько воскрешений происходит ежедневно? Примерно половина из них не даёт никакого результата, особенно если тело сильно пострадало. В большинстве оставшихся случаев возвращается родной дух. Чужемирцы появляются редко, ещё реже приживаются. А Странников за всю историю мира было всего несколько десятков. По правилам именно родственники и коллеги возвращённого должны затем наблюдать за его поведением и сообщить в Службу Безопасности, если у них появятся сомнения. Понимаешь, нет смысла тратить ресурсы на то, чтобы проверять каждого сразу, если чужемирец всё равно выдаст себя позже.
Стало непонятно, почему команда Десара меня не раскусила. Хотя… я настолько натренировала волю, сопротивляясь заклинанию подчинения, что допрос не казался чем-то запредельным, а сыворотка наверняка действовала на меня слабее, чем на обычного мага. На целителях все зелья работают иначе. А ещё я успела адаптироваться в этом мире и принять свою новую жизнь. Попади я в руки безопасникам месяц назад, они бы сразу же обо всём догадались, но мне хватило времени, чтобы освоиться. А ритуал слияния вернул ещё и воспоминания Гвендолины, что тоже сильно помогло. Пусть сфера её интересов была крайне ограничена, но мне всё равно не пришлось начинать в этом мире с нуля. Да и поддержка мужа давала очень многое. Если бы только он сразу делился со мной значимой информацией, а не вводил в курс дела постфактум!
— Ирвен, мне не нравится, что ты снова и снова рассказываешь мне о чём-то важном уже после того, как всё случилось. Сегодня на допросе мне было бы проще, если бы я знала, что тебя самого уже допросили.
— Понимаю, Гвен. Но и ты пойми, что я просто не привык к тому, что в моей жизни есть человек, с которым я должен делиться всем. Кроме того, у тебя есть свои тайны, и я не требую, чтобы ты мне их открыла, — твёрдо сказал он, и пришлось с ним согласиться.
— Я знаю… Но это не только мои тайны…
— Именно поэтому я и не наседаю на тебя. Надеюсь, что ты поделишься, когда сочтёшь нужным. Однако и ты должна принять, что я не такой человек, чтобы после любого происшествия бежать к жене и сразу же всё ей выкладывать. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к нашему браку, Гвен.
Да куда уж мне, если в своё время он даже не соизволил оповестить родственников, что смертельно ранен!
— Ты прав. Просто… мне бы очень хотелось, чтобы ты делился со мной.
— Я делюсь. И знаю, что ты умеешь хранить секреты. Потрясающе ценное качество.
Мы обнялись, но тюремную тишину разорвал недовольный рык надзирателя:
— Не увлекайтесь там!
Кажется, этому садисту просто нравилось нас третировать.
Поев, мы с Ирвом приготовились ко сну, он снова протянул мне руку, а я уже привычно переплела наши пальцы, мечтая, что скоро мы будем дневать дома, в своей постели, рядом.
Нужно лишь дождаться решения Бреура.
Пятый день майрэля. На закате
Вечером следующего дня я проснулась уже уставшей, с мыслью, что опять придётся выискивать момент, чтобы обнять или поцеловать мужа, ходить в воняющий туалет, да ещё и отдавать все силы артефакту.
Тюрьма — это действительно наказание, и какими бы приемлемыми ни выглядели условия, именно монотонность и гнетущая рутина, которую невозможно изменить — самое тяжёлое. Знание, что беспросветное завтра ничем не будет отличаться от тягостного сегодня, вчера или послезавтра — безумно угнетает.
Но я не разрешила себе хандрить. Поднялась с нар, улыбнулась Ирвену, освежилась, переоделась в чистое, и оказалось, что всё не так плохо.
Если бы не муж, не наши разговоры, не возможность просто смотреть друг на друга и держаться за руки, я бы скатилась в пучину тоски. Однако рядом с Ирвеном даже тюрьма не казалась настолько уж дрянным местом.
Вчера Бреур так и не дал о себе знать, следовательно, нас ждал судебный процесс. От одной только мысли о нём начинало ломить зубы. Получится ли утаить на суде, что я — чужемирянка? Вряд ли. А значит, Ирву нужно заранее рассказать об этом родным. В том числе и Десару, который вряд ли после этого сможет мне доверять. На допросе-то я промолчала…
Неужели пора смириться с тем, что никакой тайны уже нет? Боллары будут молчать, чтобы не подставлять Бреура, Блайнеры будут молчать, чтобы не подставлять Ирвена, но разве можно рассчитывать, что так продолжится вечно?