Пять шагов навстречу
Шрифт:
— Ты в порядке? — запыхаясь, спрашивает она, вцепившись в мою руку.
Всё, что я могу — выдавить кивок.
— Что произошло? — следом спрашивает Мэди.
На этот раз кручу головой, но ясное дело, что никто не поверит в мои слова. Губу я разбил себе не сам. На кулаках не краска, а кровь. Кофта в пятнах крови, а не рисунках. Картина красноречивей некуда.
— Уйди к Ди. Мы потом поговорим, — это всё, что я могу сказать сейчас.
Мэди хлопает широко распахнутыми глазами, и отец кивает, подтверждая мои слова. Но моя сестра не такая послушная,
— Мэди, уходи, — говорит отец, хмуро смотря на неё.
— Я буду с Мэйсом!
— Оставь нас одних.
— Но пап…
— Мэдисон, не спорь со мной сейчас.
Несколько секунд она борется со своей упрямостью и просовывает ладонь в мою, сжав её, как делала это всегда. Это наш немой жест, что мы всегда были, есть и будем друг у друга в любом случае. Что бы ни произошло, только вместе. Мне не приходится выдавливать улыбку, Мэди всё поймёт без слов. Она — мой близнец, мы чувствуем каждое изменение в настроении друг друга. Целую её макушку и киваю, отпустив ладонь.
Десяток раз повернувшись к нам, она наконец-то скрылась за поворотом, а ладонь отца вновь легла на моё плечо.
— Что ты сделал?
— Избил Моринсона.
— Насколько сильно?
— Я не помню.
Брови отца встречаются на переносице, а его карие глаза ищут ложь в моих.
— Что произошло?
— Я заступился за девчонку. Это было за дело.
— Враньё, — фыркает он, сжав плечо сильнее. — Что ещё?
— Он давно должен был получить в зубы.
— Что ещё? Я знаю, ты не договариваешь.
— Я был на взводе, он ляпнул лишнего про меня, потом про неё. За это выхватил.
— Что ещё я должен знать?
Многое, что я не говорил тебе за эти годы.
— Ничего, — как можно спокойнее отвечаю я.
— Стой тут.
С этими словами, отец заходит в приёмную, а я закидываю голову назад и выдыхаю всю тяжесть, упавшую на плечи.
Занимаю место на лавочке и не пытаюсь проникнуть ближе к кабинету, чтобы подслушать, а наоборот заглушаю посторонние звуки новой порцией музыки. В таком положении, сижу как минимум минут пятнадцать. Все мимо идущие — обходят меня стороной, словно я могу сорваться с цепи и в один счёт открутить их головы. Скажу, что они правы. Но смешнее то, что это делает мужская часть студентов. Женская аудитория продолжает строить глазки и глупо улыбаться, как будто одна из них таким способом может растопить внутри меня ту проклятую глыбу льда, которую называют сердцем. Ни одна из них.
Перед глазами моментально всплывает образ Трикси, который зачем-то там сохранился, но я быстро кручу головой из стороны в сторону, тем самым выкинув её из мыслей. Получается не особо, потому что она снова и снова появляется, когда я закрываю глаза. И в этот раз на мою сторону встаёт разум, вычеркивая её имя из списка.
Первым из кабинета выходит ректор, а за ним отец. Оба смотрят на меня, и приходится встать, убрав наушники.
— Мистер Картер, Вам повезло чудом, — говорит мужик. — Вторая сторона
Выгибаю бровь и смотрю на отца, лицо которого не даёт никаких подсказок.
— Четыре месяца Вы остаётесь после лекций и занимаетесь помощью в библиотеке.
— Что? Это шутка? — фыркаю я. — Там я покроюсь пылью и помру от передозировки скукой.
Даю сотню баксов, уголки губ отца дернулись в улыбке, но он моментально скрыл веселье.
— Каждую неделю Вы должны писать сочинение по заданной Вам книге.
— По какой ещё нахрен книге?
— Не выражайтесь при мне! — повышает тон ректор. — По любой книге, которую Вам даст миссис Райт. Вы беспрекословно выполняете любое её поручение. В ином случае Вам грозит отчисление. Вы всё поняли?
— Ещё бы, — сухо фыркаю я.
Дортон жмёт ладонь отца, и они коротко прощаются.
— Дерьмо. Я в дерьме. Обложился дерьмом.
— Считаешь отчисление лучшим решением?
— Считаю это хренью из всякой хрени. Я окончательно двинусь.
— Повеселись там, — усмехается отец, пройдя мимо меня.
— Ты сейчас пошутил?
— Нет.
— С кем я там повеселюсь? С правой или левой?
Отец бросает в мою сторону ухмылку и двигается вперёд, пока я спешно тороплюсь за ним.
— Ты даже ничего не скажешь мне?
— А что я должен тебе сказать? — спрашивает он, задержав на мне взгляд.
— Не знаю.
— Тебе двадцать два, а не двенадцать. Это твоя жизнь и твои решения. Если ты хочешь отчисления — иди и сообщи об этом. Если ты хочешь уехать за решетку — иди и добей его. Если ты хочешь разрушить себя и своё будущее — продолжай в том же духе. У тебя отлично получается. Ни я, ни мама, ни Мэди, ни Эйден, никто не будет тебе мешать. У тебя своя голова на плечах, и, если ты не хочешь жить в дерьме, возьмись, черт возьми, за мозги. Ты не маленький мальчик, а я не твоя нянька.
Эти слова способны добить какого-нибудь слюнтяя и подкосить слабака. Но не меня. Я всегда ценил его честность. Лучше услышу это, чем получу нотации о том, как правильно жить, что делать и как дышать.
— Подожди, — выдыхаю я, останавливая его почти у выхода.
Отец поворачивается и смотрит на меня прежним взглядом, в котором не читается разочарование. Его взгляд тёплый и тот же любящий.
— Я не скажу Лизи.
— Я не об этом. Знает мама или нет — ничего не меняется.
— Что тогда?
— Спасибо.
— За что?
— За то, что моим отцом являешься ты.
— Я старался, — улыбается он.
— Я не хочу знать о том, как ты старался с мамой.
— Ты сам говорил, что это естественно.
— Да, и вообще-то, это ты говорил. Я не хочу вести речь о сексе между родителями.
— Ладно, вас принёс аист, а Эйдена нашли в капусте.
— Что за нахрен?
— Ты же не хочешь думать, что это был секс.
С неприкрытой насмешливостью смотрю на него.
— Получается, за всю жизнь ты трахался дважды. Вот же дерьмо, старик.