Пятая труба; Тень власти
Шрифт:
Повторяю, мне неизвестно, насколько хлопоты его были до сего времени удачны. Мне приходилось довольствоваться созерцанием его улыбки, но она не говорила мне много. Он, со своей стороны, внимательно изучает глаза моей жены, но мне кажется, что этим его наблюдения не ограничиваются.
Моя жена держит себя по-прежнему. Ни малейшего намёка на то, что она видит ту борьбу не на жизнь, а на смерть, которая происходит возле неё. Но она не может не знать этого, ибо в самый день приезда дона Педро я сообщил ей о данных ему полномочиях и просил её быть осторожной. Я сказал ей всё, что позволила моя гордость, и она должна была
Сегодня утром я остался с ней вдвоём, и её обращение стало, как всегда, вежливым и холодным, как лёд. Но в присутствии моих гостей она довольно оживлена и весела.
13 января.
Маска, надетая доном Педро, непроницаема. Впрочем, после моей последней записи прошло всего несколько дней, а на всё нужно время. Такая борьба в особенности требует всякой подготовки. Бывают положения, в которых нельзя спешить. В этом я совершенно согласен с доном Педро.
Он начал свои действия очень скромно, в ограниченном масштабе и в совершенно необычном духе. Ему удалось поймать человека, который громко читал своей семье Библию. За это многие были сожжены, но дон Педро довольствовался тем, что конфисковал его имущество и на некоторое время посадил в тюрьму.
— Человек этот был слишком прост и введён в заблуждение, — говорил дон Педро.
Он пошёл ещё дальше и дал денег жене и детям арестованного, чтобы удержать их от отчаяния.
Он произнёс в воскресенье великолепную проповедь в церкви Святой Гертруды.
Мои офицеры, по крайней мере те, которые понимали по-голландски, слушали с разинутым ртом. Это действительно был образец красноречия, и даже на мою жену это произвело впечатление. Должно быть, дон Педро чувствует себя крепко на своём месте, если решается на такие вещи. Он отлично играет свою роль, и его лицо принимает апостольское выражение. Борьбы с ним, очевидно, не миновать.
15 января.
Сегодня в первый раз на губах дона Педро мелькнула злорадная улыбка, плохо вяжущаяся с апостольским выражением его лица.
Она была вызвана, конечно, не мной, но в подобных случаях нужно держать себя в руках, чтобы этого не мог видеть никто. Когда он прощался после обеда с Изабеллой, в его глазах мелькнул огонёк тайного триумфа. Когда его глаза встретились с моими, этот огонёк сразу погас, как будто его никогда и не было. Но я ясно видел его. И я знаю, что он теперь понял всё и надеется извлечь из этого большую для себя пользу.
Присутствие Изабеллы придаёт ещё больший азарт игре приятно воображать, что эта прекрасная и гордая женщина будет на коленях умолять пощадить жизнь её мужа, а ты или согласишься, или отвергнешь её просьбу, смотря по обстоятельствам. Желал бы я знать, как поступит Изабелла, если дело дойдёт до этого впрочем, я надеюсь, что дело не дойдёт до такой крайности.
Несколько позднее дон Педро нарочно зашёл ко мне, чтобы переговорить относительно какого-то человека, которого арестовали за продажу недозволенных брошюр богословского содержания. Вследствие необычного образа действий, которого держался дон Педро относительно еретиков, доносы сыпались к нему, как из рога изобилия: не Бог знает каким грехом казалось заработать немного денег, донося на человека, если известно, что он отделается тюремным заключением на месяц я
— Он был только орудием, — говорил он, — кроме того, он осознал своё преступление.
Конечно, осознаешь своё преступление, впереди видны пытки и костёр.
— Неужели мы не можем отпустить его, дон Хаим? — спросил дон Педро. — Это не по правилам, я это понимаю. Но иногда снисходительностью можно сделать больше, чем строгостью и суровостью.
Это было довольно дипломатично со стороны дона Педро, но захватить меня врасплох было мудрено.
— Что касается души этого человека, то, конечно, в этом деле вы являетесь единственным судьёй, и я не стану оспаривать вашего приговора. Но его преступление остаётся, и я обязан предать суду этого человека, если бы вы и отпустили его. Это дело получило теперь огласку, а закон требует в этом случае смерти. Я должен предоставить мудрости святой церкви решить, что лучше в подобных обстоятельствах — строгость или милосердие, хотя до сего времени она не очень-то была склонна к первой. Если я не ошибаюсь, в день вашего приезда вы сами говорили, что в своих мерах она, к сожалению, не может обойтись без строгости.
— Это правда, — отвечал он. — Может быть, без неё и нельзя обойтись. На вас это неприятно подействовало, дон Хаим. Но когда я вижу этих несчастных людей, которым приходится терпеть за грехи других, мне всегда бывает жаль их. Преследований избежать нельзя, но, мне кажется, нет надобности возбуждать их постоянно. Люди, занятые моим делом, обыкновенно слывут жестокими и очень часто это неверно. Вы, вероятно, были того же мнения обо мне, дон Хаим. Это я заключаю по некоторым вашим словам, сказанным в день моего приезда.
— Я считаю вас ревностным пастырем и продолжаю думать так до сих пор, ваше преподобие. Чувства, вами выраженные, делают честь вашему сердцу, и я желаю только заслужить ваше расположение, чем могу. Но в этом случае, к сожалению, я не могу уступить вам. Закон не оставляет для меня никакого выбора.
— Я боялся, что вы так и ответите мне. Ну пусть всё идёт своим чередом, — сказал он и простился со мной.
Было чрезвычайно забавно видеть дона Педро в роли адвоката, хлопочущего о помиловании. Мне удалось узнать кое-что о его прошлой жизни, и эта внезапная мягкость сердца показалась мне особенно интересной. Что касается торговца запрещёнными книгами, то я не могу ему ничем помочь. Он не должен был позволять, чтобы его поймали так легко. Человек, занимающийся таким ремеслом, похож на человека, идущего на битву: ему может посчастливиться, но он может и встретить смерть. Это уж не моя вина. Хотел бы я знать, какие цели преследовал дон Педро, разыгрывая эту маленькую комедию.
Теперь уже довольно поздно. Неужели он не нашёл против меня достаточно улик? После обеда он смотрел так самоуверенно. Может быть, ему надо преодолеть некоторые затруднения. Если бы ему удалось вкрасться в моё доверие, то это, конечно, облегчило бы ему его задачу. Впрочем, мне всё равно — готов ли он или нет. Он ведёт тонкую игру и предаёт себя в мои руки.
Через день или два он переезжает в собственное помещение. Теперь, дон Педро, судьба наша будет скоро решена.
16 января.