Пятьдесят оттенков хаки

Букрин Валерий Васильевич

Полковник в сопровождении свиты стремительно удалился.

– За что он тебя так? – не поверил своим ушам Волгин.

– Видимо, узнал, что мне предложили место в штабе полигона, – пожал плечами приятель. – Только почему это так разозлило его? Не я первый из части перевожусь…

– Андрей, поздравляю, – пожал ему руку подоспевший Сухих.

– С чем? Командир только что лишил меня возможности досрочно получить воинское звание!

– О чем ты, старик? – не понял начальник строевой части. – Сегодня пришел приказ о твоем назначении на полигон.

– Вот вам и объяснение командирского гнева, – усмехнулся Андрей. – Не мог этот приказ прийти после праздника!

В штабе полигона Тополевский освоился

довольно быстро, и буквально через месяц его новый руководитель подполковник Ермолин допустил Андрея к самостоятельной работе на всех стартовых комплексах.

– А где у нас Шаврин? – поинтересовался как-то начальник, обведя взглядом сотрудников отдела.

– Иван Александрович, вы же сами отпустили его жену встретить, – напомнил кто-то из сослуживцев.

– Андрей, заскочи на обеде к Сане и предупреди, что ему ночью ехать на пуск «Космоса», – поручил подполковник Тополевскому. – А сам завтра отправляйся на «семерку», к Надеждину.

Андрей по пути на обед заглянул к приятелю, но дома его не застал. Он оставил записку. После обеда обескураженный Александр появился в отделе и в расстроенных чувствах сообщил, что семья не приехала, предположив, что они могли опоздать на поезд. В растерянности он стал листать перекидной календарь, но, найдя соответствующую запись, удивился: «Да, нет же. Вот у меня записано – поезд из Москвы сегодня».

– Может, они ночным возвращаются? – уточнил Андрей.

– Точно! – обрадовался приятель, хлопнув себя по лбу. – Это я сам все перепутал, – он задумался и почесал затылок. – Стоп. А как же я их встречу, если ночью поеду на пуск?

– Заменись с Андреем, – посоветовал Ермолин. – А завтра поедешь вместо него.

– Спасибо, – обрадовался Александр и уточнил. – Андрюха, ты не возражаешь?

– Без проблем, – согласился новичок, поднимаясь. – Я пойду готовиться к пуску, командир?

– Ступай, Андрей. И – ни пуха…

– …ни пера! – по традиции хором завершил коллектив.

Ермолин добродушно улыбнулся и посмотрел на подчиненных:

– Только отчеты о пусках должны лежать у меня на столе в срок! Твой, Андрей, – завтра к вечеру, а твой, Александр…

– …послезавтра к утру, – закончил его мысль Шаврин. – Само собой, шеф. Мариночка, – присел он возле машинистки, – выручай!

– Напечатаю, – выслушав, пообещала девушка.

На следующий день Тополевский, отоспавшись после ночных работ, появился в отделе во второй половине дня и сразу же принялся за составление отчета. В кабинете он был один. На столе машинистки лежала записка: «Меня отпустил начальник. Буду завтра. Марина». Андрей сел перед древней машинкой и стал сосредоточенно стучать по клавишам. Он завершил свой труд, когда уже стемнело. Достав последний лист, Тополевский потянулся и посмотрел на часы. «19.01», – отметил он вслух. Сложив напечатанные листы, Андрей положил отчет на стол начальнику. За окном со стороны площадок прогремели раскаты, подобные мощному грому, и на горизонте вспыхнуло и начало разгораться яркое зарево. Люди на улице замерли, как в кино на стоп-кадре. Тополевский всмотрелся, пытаясь определить, откуда исходит этот противоестественный свет. «Это или нефтебаза, или… – он боялся произнести слово «старт». – Что же там случилось?» Андрей бросился к телефону дальней связи:

– Девушка, пожалуйста, соедините меня с…

– Запрет связи, – коротко прозвучало в трубке.

Офицер замер у окна, видя, как выбежал из штаба и прыгнул на ходу в свою буквально сорвавшуюся с места «Волгу» генерал Петров.

Вскоре с сиренами и включенными проблесковыми маячками по городу помчались пожарные и санитарные машины. Их количество более не позволяло сомневаться, что на самом деле случилось на старте.

В комнате дежурного по полигону было не протолкнуться. В этот момент здесь собрались все, кто остался в штабе. «Так точно, товарищ Главнокомандующий, – рапортовал по телефону дежурный. – Да, пожар на старте продолжается. Число жертв пока не установлено. Начальник

полигона убыл к месту аварии. Есть докладывать каждые десять минут!» – закончил свой первый доклад бледный, как полотно, дежурный. Однополчане стояли в оцепенении. В глазах у них застыли десятки немых вопросов – кто погиб, что со стартом, каковы масштабы катастрофы? Большинство из присутствующих знали десятки людей, служивших в этой части, и понимали, что каждый из них мог пострадать. А ведь у них всех были жены, дети, родители. Скорбные мысли прервал пронзительный звонок телефона, от которого многие вздрогнули. «Нет, товарищ Главнокомандующий, пока новостей не поступало. Есть доложить начальнику полигона о вылете Правительственной комиссии, – дежурный положил трубку и обратился к коллегам: – Мужики, расходитесь, сейчас здесь будет не до вас. Причины взрыва и его последствия мы, скорее всего, узнаем только из выводов Правительственной комиссии».

Офицеры, храня безмолвие, отправились по рабочим местам. О возвращении к семьям не могло быть и речи. В кабинете Андрей снова выглянул в окно. На КПП плакала какая-то женщина, пытаясь прорваться на территорию части. Солдаты насилу сдерживали ее. У ворот стали собираться люди. Вскоре толпа заняла все свободное пространство. Волнение людей усугублялось молчанием руководства. Комментировать события попросту было некому: все находились на месте катастрофы…

Со сцены ГДО звучали горькие строки о памятных всему городу трагических событиях. На экране, сменяя друг друга, мелькали фотографии погибших. Затаив дыхание, зал напряженно всматривался в родные лица. Тополевский на мгновение очнулся от воспоминаний. «…Но я живу! А он в заправочном вагоне сгорел дотла – лишь пепла горсть в ладони…» – словно удары молота летело в зал. В глазах полковника застыли слезы. Он нервно кусал губы. Память упорно возвращала его в прошлое.

…Андрей смотрел в окно кабинета. По слабо освещенным улицам непрерывной вереницей возвращались санитарные машины. От перегруза они буквально стелились по земле. Прохожие замирали и провожали их в скорбном молчании. Закаменевшие от слез и нарастающего мороза лица женщин, искусанные в кровь губы мужчин, плачущие от страха дети. «Что с Санькой? – осенило вдруг Андрея. – Ведь он поехал на пуск вместо меня…» Ему представилось вдруг, что Шаврин в силу своей дотошности забрался на колонны обслуживания и погиб в момент взрыва. «Нет, этого не может быть, – гнал он от себя дурные мысли. – Санька будет жив. Будет? Будет!»

Всю ночь Андрей провел на рабочем месте, меряя шагами кабинет. Под утро он сморился и задремал прямо за столом, положив под голову стопку справочников. Ермолин появился раньше обычно. Видя спящего, бережно укрыл его своей шинелью. Тополевский испуганно вскочил.

– Сиди, сиди, – удержал его начальник и присел рядом.

– Известно, что с Саней?

– В списках погибших не значится, – подполковник достал из папки несколько исписанных вручную листов. – Это оставляет надежду…

– Может, позвонить в госпиталь?

– Запрет связи. В госпитале все оцеплено… – начальник глухо прокашлялся. – Спасибо, что остался.

Они сидели, не решаясь смотреть в глаза друг другу.

– Отчет на столе, – шепнул Андрей.

Ермолин приложил к дрожащим губам ладонь. Его седая голова поникла. Глаза подполковника были на мокром месте. Совестясь слез, он отвернулся и, силясь что-то сказать, беззвучно открывал рот. Расстегнув ворот рубашки непослушными пальцами, офицер беспомощно массировал область сердца. Тополевский подхватился, нашел в его столе валидол и протянул шефу стакан воды. Тот сделал глоток, стуча зубами о край стакана, и сунул таблетку под язык. «В скорбном списке сорок пять фамилий. Еще трое в критическом состоянии. Тяжелых – почти три десятка. Раненых не счесть», – едва ворочая языком, шепнул он. Андрей взял в руки список погибших и, пробегая по нему взглядом, побледнел: первым в нем значился майор Крючков Н.А.