Пятицарствие Авесты

Ведерников Сергей Иванович

возможных карательных мер прокуратора Флора или

наместника Сирии — Цестия, а также пожелание о скорейшей

мобилизации сторонников кананитов. Совет согласился с

опасениями Менахема, признав, что многое для активизации

восстания уже делается, хотя заметно оживились и его

противники. Когда было заявлено, что состоялась вербовка

начальника храмовой стражи, тут же прозвучало предложение

об отмене принятия жертв от не иудеев, с чем Марк

категорически

не согласился, считая, что эта акция не принесёт

ничего хорошего, а наоборот, возбудит недовольство по

отношению к иудеям людей других национальностей. Протест

Марка был отклонён, но из- за опасения осложнения

обстановки в городе, от сикариев потребовали, чтобы они на

время прекратили свои акции, на что Марк ответил, что не

уполномочен решать такие вопросы, обещав сообщить это

требование совету сикариев. Было решено подготовить к

отправке в провинцию своих представителей для организации

сопротивления и вооруженных отрядов, создание которых в

городе и их вооружение возложили на несколько человек,

среди коих были Элеазар сын Симона, племянник Марка, и

Андрей; Марк же должен держать связь между Мосадой и

советом. Решив с Александром порученное ему дело, сикарий

намеревался спокойно ждать развития событий.

Возвращаясь домой, Марк отчётливо осознавал, что и

вчера, и сегодня ждал её прихода, а что она должна была

прийти, он не сомневался, да и Пётр говорил ему, что она

приходила в его отсутствие, спрашивала где он и когда

вернётся, на что тот, естественно, не мог ответить ничего

вразумительного. И хотя она приходила, скорее всего, не по

своей воле, Марк не сомневался, что воля её не была против

воли её пославшей. Занятый этими мыслями, он не сразу

обратил внимание, как юноша с покрытой, несмотря на

жаркую погоду головой, уже давно шедший следом за ним,

догнал его и, поравнявшись, вдруг сделал рукой резкое

движение, словно намереваясь ударить, но он, повернувшись

боком к удару, тут же схватил того за руку, держащую кинжал,

и, чуть вывернув её, толкнул в сторону нападавшего. Тот

вскрикнул и медленно опустился на колени, а затем и вовсе

упал на бок, раненный в плечо собственным оружием, к

которому Марк даже не прикоснулся. Сикарий повернул

беднягу, потерявшего сознание, на спину, вынул из раны

кинжал, разорвал довольно просторную тунику по отверстию

раны и отшатнулся: грудь нападавшего была перетянута

куском материи, перед ним была женщина. Он находился уже

рядом с домом,

переулок был пустынный, и это оказалось

кстати для него, несшего на руках неизвестно какого человека

в окровавленной одежде. Внеся пострадавшую в жилище, он

уложил её на постель, с помощью Петра обмыл рану, наложил

повязку, остановив кровотечение, а когда она пришла в себя,

растерянная и бледная от потери крови, потребовал ответа:

кому была нужна его смерть?

Женщина молчала, закрыв глаза и откинувшись на

изголовье, и Марк замолчал тоже, сбитый с толку странной

ситуацией, в какой оказался, но ещё больше поражённый

необычной, удивительной её красотой, встречающейся — он

думал — не так часто. Пётр принёс воды и вина, она выпила

его, разбавленного, довольно много, а Марку ничего не

оставалось, как послать слугу, державшегося им при себе,

просить сына прислать рабыню для ухода за пострадавшей; и

они пришли вскоре вместе с Александром, обеспокоенным

случившимся. Рассказав о происшедшем, Марк ждал, что

скажет по этому поводу сын, но тот был растерян и обеспокоен

не меньше отца, заявив, что будь на месте нападавшей

мужчина, всё, наверное, было бы проще объяснить, поскольку

любой сикарий мог ждать в отношении себя таких же

действий, какие он проявлял к своим врагам. Сикарий

согласился с сыном, и в его сердце закралась тревога вместе с

догадкой, неприятно подействовавшей на него; но, понимая,

что сугубо личное восприятие случившегося, а тем более

догадки о причинах, его вызвавших, меньше всего адекватны

истине, он не спешил делать выводы, решив, что время в итоге

лучший свидетель происходящего.

На следующий день стало известно, что начальник

храмовой стражи, Элеазар сын Анании, запретил принимать

дары и жертвы от не иудеев; это был вызов римлянам, так как

означало прекращение принесения жертв за римлян и

императора. Первосвященники и городская знать

отреагировали моментально, созвав народ на собрание, с тем

чтобы отговорить решительно настроенных от подталкивания к

войне. Ни уговоры, ни ссылки на древние обычаи, ни даже

пространная речь царя Агрип- пы, прибывшего на собрание со

своей сестрой Вереникой и убеждавшего не начинать войну с

империей, не дали никакого результата; а царя закидали

камнями, поэтому тот вынужден был убраться в своё царство

вместе с сестрой.

Бывший свидетелем собрания и отъезда царя и Вере- ники