Пятница, кольцевая
Шрифт:
— Должно быть, раньше второй этаж надстраивали над родительским домом, когда дети обзаводились своими семьями, — предположила мать.
— А третий — внуки, — пробурчала дочь.
Даже когда она говорила разумные вещи, голос ее звучал подавленно и горько.
Утро принесло неожиданные вести: пловдивский аэропорт по-прежнему был закрыт из-за тумана, поэтому весь их рейс перевозили в Бургас, где видимость была хорошей и куда, как бодро объявила представительница турфирмы, уже вылетел так и не забравший их вчера самолет. Несколько человек выразили удивление: Бургас — исключительно летний аэропорт
— В кои веки повезло! Прямо как в лотерее.
Дочь молча вставила в плейер новый диск.
Дорога до Бургаса заняла более пяти часов. На непродолжительных остановках мать фотографировала опушенные инеем сосны и пихты. Дочь по-прежнему пыталась куда-то дозвониться.
— Чего ты добиваешься? — спросила мать, когда их автобус снова тронулся в путь. — Чтобы он открытым текстом сказал тебе, что ты ему не нужна?
Дочь не отрывала взгляда от экрана висевшего прямо перед ними телевизора.
— Если бы мы вовремя вернулись в Москву, — сказала она, не поворачивая к матери головы, — я бы с ним встретилась, и он не смог бы вот так меня послать куда подальше.
На лице у матери возникла грустная усмешка:
— И как бы, интересно, ты с ним встретилась, если вы не можете даже созвониться?
— Пришла бы к нему на работу.
— Чтобы прийти к нему на работу, нужен пропуск.
— Я бы ждала у дверей после конца рабочего дня.
Мать вздохнула, набираясь сил для дальнейшего разговора.
— У тебя есть чувство собственного достоинства?
— А ты понимаешь, что такое любовь? — сдавленно прошипела дочь, блеснув подступившими слезами.
— Куда мне! — сказала мать. — В мои-то годы.
— Вы с папой только и знаете, что работа, — не смягчаясь, продолжала дочь, — а чувства для вас как будто не существуют.
Мать понимала, что обижаться нельзя, и не обиделась. В юности каждая страсть как затмение. И когда она затмевает личность, человек говорит не своим, а ее языком.
— Давай разберемся, — сдержанно сказала мать. — За ту неделю, что мы катались, он ответил на твои звонки всего два раза.
— Но ответил же!
— А весь последний месяц? Он то якобы куда-то уезжал, то был занят по горло. Даже новый год вы встречали не вместе. Он явно хочет с тобой расстаться, просто не решается сказать об этом в лоб. Надеется, что ты поймешь сама.
— Как он может этого хотеть, если такой девушки, как я, у него еще не было?! Он сам говорил.
— То есть он перебирает и сравнивает, так получается?
Дочь молчала. Затем пробормотала с тупой ненавистью:
— Все
Мать решила не возражать.
Когда до Бургаса оставалось около получаса, туман стал слабеть, и вскоре небо сверкнуло голубизной. Автобус оживился, пошли радостные предположения, но почему-то аэропорт встретил их пустым черным табло, на котором не значилось ни прилетов, ни вылетов. Сопровождающая помчалась выяснять, в чем дело, и вернулась с изменившимся лицом: в Бургасе оледенела взлетно-посадочная полоса, и присланный за ними самолет, час прокружив над аэропортом, но так и не получив «добро» на посадку, вернулся в Москву.
Пока мать собиралась с духом, чтобы совершить второй звонок на работу, откуда-то приплыла информация, что «Тайга», понуждаемая чинами из «Лукойла», посылает за ними другой самолет с более опытным пилотом. Кто-то тут же, горячась и ссылаясь на дальнего родственника, бортмеханика, стал доказывать, что это полная чушь: ведь рейс стоит столько, что авиакомпании выгоднее неделю держать туристов в Болгарии, чем снова так рисковать. Все, у кого в мобильном телефоне имелся выход в Интернет, тут же осадили сайты «Тайги» и Домодедова, но безрезультатно: информации об их рейсе не было вообще. Кто-то нервно пошутил, не попросить ли им статус беженцев у болгарских властей. Кто-то пошел искать кофейный автомат.
Время шло, слухи роились в воздухе. Если сегодня за нами не прилетят, то почему нас не увозят из аэропорта? Что выжидают? А вдруг никуда не расселят и ночевать будем здесь? А здесь даже негде присесть… Часа через три зал вылета представлял собой сюрреалистическую картину: немногочисленные служащие куда-то растворились, чтобы их не донимали бесконечными расспросами; очумелые дети с воплями катались на багажных тележках, заставляя их со звоном сталкиваться и разлетаться, а измученные взрослые расселись за стойками регистрации и на лентах для транспортировки багажа — единственных доступных посадочных местах.
Мать переходила от одной группы несостоявшихся пассажиров к другой, чтобы собрать хоть немного новостей. А что говорит представительница турфирмы? Да она знает не больше нашего. Вот найти бы ту сотрудницу аэропорта, у которой высветлены прядки… Она вроде как постоянно на связи с «Тайгой». А вон она, видите, и сейчас говорит по телефону. Завидев болгарку, к ней тут же ринулась толпа. На ломаном русском женщина устало объясняла, что скорее всего самолет сегодня не прилетит. Скорее всего. Но нужно подождать…
В девятом часу вечера надежда иссякла. Злополучные пассажиры вновь принялись рассаживаться по автобусам для отправки в гостиницу. На сей раз их решено было увезти в расположенный неподалеку курортный городок Несебр. А отель, в котором их разместили, располагался на первой линии менее чем в десяти метрах от воды. Кто-то из последних сил пошутил, вот, мол, до чего они докатились: с трех тысяч метров над уровнем моря — до самого моря.
— Удивительно! — с улыбкой сказала мать, глядя в огромное — во всю стену — панорамное окно. — Никогда не была зимой на море. Наверное, в этом есть особая прелесть. Как ты думаешь? — Я хочу в Москву, — процедила дочь. Скорчившись на диване, она переключала каналы телевизора.