Пылающий мир
Шрифт:
Я в лесу. Стою в реке, тихий шум которой является единственным звуком. Небо чистое и полно звёзд, чей свет не перебивают человеческие огни. Интересно, это лес Мёртвых? Наверное, когда они уходят от костра Живых, они идут сюда. Я всегда задавался вопросом, что они видят, пока бродят между развалинами. Неужели это? Деревья вместо зданий, ягоды и мёд вместо кричащего мяса? Я проведу свою вторую жизнь здесь, блуждая между тихих деревьев?
— Итак, вот оно, — говорит она.
Я вылетел прямо через окно. А она нет. Неважно. Я чувствую, как черви пробираются вверх по моим ногам в пах. Короткая агония
Я сажусь рядом с ней.
— Заражён? — спрашивает она. Киваю.
— Кажется, я тоже заражусь.
Почему я прячусь? Почему это всегда драка или полёт? Почему я выбрал этот адский мир зверей, когда имел честь быть человеком?
— Хватит пуль для нас? — спрашивает она. Киваю.
Звёзды прекрасны, но я не отрываю взгляда от грязи.
— Роза.
Даже в своем угасающем состоянии она изображает удивление, услышав звук своего имени.
— Что?
— Прости, Роза.
Она смотрит на меня искоса со смесью недоверия и непонимания.
— Ты извиняешься? — она кашляет кровью. Кровь подходит к её платью. — За что?
Черви проникают в мой живот, и нервы темнеют. Тошнота, наконец, исчезает вместе со всем остальным. Я исчезаю.
— За твою жизнь. За мою. За всё, — я разрешаю течь слезам. Мне нужно, чтобы они вытекли прежде, чем тоже исчезнут. — Я не могу придумать ничего, о чём бы не сожалел.
Роза смотрит на меня, смотрит, как мои глаза наполняются слезами. Затем плюёт кровью мне в лицо.
— Да пошёл ты, Атвист. Вали со своей предсмертной исповедью. Думаешь, всю жизнь можешь быть монстром, брать всё, что захочешь, а потом стереть свой долг на выходе? Пошёл ты.
Черви заползают мне в грудь, но, кажется, избегают сердца, придерживают его, чтобы я мог всё прочувствовать. Я смотрю на пистолет в своей руке.
— Что, если я не уйду? Что, если я останусь подольше и смогу оплатить его? Она смеётся сквозь рваный кашель.
— Оплатить? Если ты останешься, то увеличишь его вдвое.
— А что, если как-нибудь…
— Никак. Чума превращает хороших людей в монстров. Представляю, что она сделает с тобой.
Кажется, теперь черви где-то в моём горле. В лёгких. Желание дышать исчезает.
— Послушай меня, — говорит Роза. Её ледяные голубые глаза фиксируются на моих, вырывая меня из отчаянных фантазий. — Ты выстрелишь в меня, а потом в себя. Сейчас же.
Пистолет дрожит в моей руке.
Роза смотрит на меня не просто с отвращением — с разочарованием. С ненавистью к моим неуместным надеждам.
— Ты всегда был так уверен, что тебя никто не полюбит, — она берёт мою руку и приставляет пистолет к своему лбу. — Что ж, наконец, ты хоть в чём-то прав, — она нажимает мой палец на спусковом крючке.
Теперь я готов. О, Господи, я готов. Я поднимаю окровавленный пистолет, подчиняясь её последнему желанию, но, следуя примитивным инстинктам выживания, черви проникают в мою руку, и она коченеет. Пистолет падает мне на бедро.
Я почти исчез. Я — это сердце и голова, плавающие в пространстве, окружённом холодными звёздами. И когда моё сердце делает свой окончательный безумный удар и исчезает, я слышу свои мысли, будто громкий голос отделяется от разлагающегося разума, чтобы дать последнюю команду:
«Ты
* * *
Я в глубокой чёрной пустоте, неподвижен, как и косяки мусора вокруг меня. Мои ноги дергаются. Ступни отталкиваются. Я поднимаюсь к свету над головой и выбрасываю руку. Я выталкиваюсь на поверхность и хватаю воздух. Кричу. Но мои конечности бесполезны. Я снова тону, как тонут трупы, руки плавают где-то надо мной.
Кто-то хватает их. Кто-то вытаскивает меня из воды на что-то плавучее, а затем я опускаюсь на колени на твёрдый асфальт, кашляю, фыркаю и дышу. Наконец, когда мне начинает хватать воздуха, я падаю и перекатываюсь на спину. Небо тёмное. Её мокрые волосы танцуют на ветру. В глазах слезы, а из носа течёт кровь, но она улыбается.
— Р, — говорит Джули. — Мы не умерли.
Глава 36
БРУКЛИНСКИЙ МОСТ качается, как гамак, пока мы бежим через него, цепляясь за перила, чтобы нас не сдуло. Я чувствую себя невесомым и растерянным. Вижу сквозь дождь знакомые лица, но я потерял весь контекст. Я — человек, который бежит сквозь шторм за женщиной, которая меня спасла, и пока этого достаточно.
Как только мы пересекаем мост, старые коричневые камни Бруклина закрывают нас от ветра, и я чувствую, как вес возвращается ко мне. С этим приходит и некоторое понимание, я осознаю, что нашей группе не хватает части.
— Где Томсен? — перекрикиваю я вой ветра.
Джули тяжело дышит и не может выговорить слова. Только качает головой. Она куда-то нас ведёт. Все идут следом за ней, бросая взгляды на улицы, туннели и парковки её старого квартала, затем мы выходим на плоское пространство набережной Бруклин Хайтс. За перилами должен быть привлекательный для туристов вид на горизонт Нью-Йорка, но там ничего нет. Дождь стёр город из реальности, оставив только серую пустоту.
М пинает дверь в магазин сувениров и мы вваливаемся внутрь. Он закрывает дверь, подпирает её стендом с открытками и внезапно наступает тишина. Ветер воет, дождь стекает по окнам, но по сравнению с хаосом снаружи, это монастырь. Я слышу своё дыхание. Оно стабильное и ритмичное, даже если я о нём не думаю. Чудеса. Я слышу и дыхание остальных тоже. У всех оно разное, с различной скоростью и громкостью, но у Джули громче всех. Сухая хрипота так ужасно похожа на звуки, издаваемые трупом. Её сумка исчезла, её куртка, её ингалятор…
Я беру её за руку и усаживаю на скамейку. Поглаживаю по спине, пока она изо всех сил пытается ухватить воздух.
— Мы в порядке, — говорю я ей. — Мы это сделали. Можешь расслабиться. Она хватается за горло, вытаращив глаза.
— Просто думай о воздухе. Как будет хорошо, когда он попадёт в лёгкие. Мягкий и прохладный, — я делаю медленный вдох и выдыхаю: чистое, идеальное дыхание, будто ленивый бриз. — Думай о дыхании. Об этом удовольствии. Об этой привилегии. Ты глотаешь небо.
Она закрывает глаза, сжимает губы и хрипота становится мягче. Нора утвердительно кивает мне. Она немного впечатлена. Наконец, Джули делает судорожный выдох и встряхивает головой.