Рабы Тьмы
Шрифт:
Н’кари подошел к Фулгриму, ее бычий облик уменьшался и утончался, пока не превратился в грациозную фигуру, закутанную в красный шелк, с кожей цвета брюха акулы и черными сферами глаз. По середине головы тянулся вниз аккуратный гребень из кости и кожи.
— Куда бы ни пошел Принц Принцев, я пойду с ним, – сказала она. Его голос был мелодией, обещавшей блаженство и страдание. – Я привязан к нему. Прикажи ему – и я последую твоей воле. Я не подниму руку на тебя, ровно как не буду искать способ разорвать наложенные тобой путы.
Горло демона вспучилось. Хебек шагнул вперед, голодный меч, сплавленный
1
Пайцза - верительная бирка, металлическая или деревянная пластина с надписью, выдававшаяся китайскими, чжурчжэньскими, монгольскими правителями разным лицам как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями.
Лоргар кивнул и отдал зуб Лайаку.
— Да будет так, - сказал он и посмотрел на Фулгрима. – Твой Легион должен быть собран.
Фулгрим уставил на него так, будто пытался сжечь взглядом. Затем он отбросил белые волосы и запрокинул голову. Его горло покрылось рябью, на нем раскрылись влажные красные жабры и надулись кожаные мешки. Фулгрим воззвал в пустоту. Этот зов не обладал настоящим звуком, но реальность вокруг Фениксийца вибрировала и размывалась, когда эта молчаливая нота набрала силу. Актея отшатнулась, тряся головой, из ее ушей сочилась кровь. Рабы клинка рычали, зубы их мечей скрежетали. Это был приказ, призыв к сбору, подобный вою, с которым волк обращается к своей стае. Он вызывал ощущения и образы, фрагменты кошмаров и наслаждения: вкус только что сорванного фрукта, хрип умирающего в удушающем страхе, тепло плоти на острие лезвия.
Зов ушел вовне, пронзая время и пространство. Он резонировал в повязанной генами крови внебрачных сынов Фулгрима. Со своего трона его услышал Эйдолон, и белки его глаз налились кровью. В утопленных в звуке руинах Нуса, Глороклетиан, Вершина Крещендо, услышал зов сквозь грохот рушащегося камня и крики умирающих. Среди черных песков Нетиса, Люций поднял взгляд от отрезанных конечностей под своим мечом. Лица на его доспехе кружились и эхом откликались на призыв. В тысячах местах страданий, Дети Императора услышали и оторвались от наслаждения резни. Они отзывались с горечью в сердцах, с блаженством, с апатией, но отзывались. Корабли сходили с орбит искаженных миров. Разбросанные флоты меняли направление, идя по потрепанным остаткам Гибельного Шторма. По всему горящему Империуму, Дети Императора откликнулись на приказ и посулы – своего примарха.
— Ты получишь это удовольствие. Я дам его тебе…
Фулгрим опустил голову и посмотрел на Лайак и Лоргара.
— Сделано, – сказал
У себя в голове, Лайак ощутил смеющееся эхо из глубины души.
Ангрон упал на вершину холма, как только Железные Воины рассыпались. Повалил пар, когда грязь превратилась в пыль, а затем в стекло. Демон–примарх распрямился, его движения были размытыми, его рев заставлял дрожать плоть Аргониса.
Он спрашивал у Пертурабо об этом, о том, как он собирается справиться с тварью, которой стал его брат.
— Так же, как начинаются любые завоевания – найду его слабое место, - ответил Пертурабо и более не давал никаких разъяснений. Теперь же, здесь, на вершине холма, ощущая удары огненного ветра от присутствия Ангрона, Аргонис не находил никаких слабых мест в том, чем стал примарх. Пертурабо стоял в кольце своего Железного Круга. Молот Разрушитель Кузниц лежал в его левой руке, его боек был окутан холодными молниями. Автоматы были повернуты щитами внутрь, заключив двух примархов в круг.
За ними, на склонах холма, стены формаций Железных Воинов оттесняли Пожирателей Миров. Шквалы болт–снарядов прорывали бреши в рядах завывающих легионеров. Танки проезжали через них, давя тела. Щитоносцы шли за ними следом, создавая новые линии забрызганной кровью пластали. Это больше не было обороной. Это была давка. Целеустремленные даже в резне, Пожиратели Миров были разделены на группы, окружены. Но это бы не задержало их.
— Это безумие, - выкрикнул Аргонис.
— Это всегда было безумием, Глас Гора, - сказал Форрикс с холодным смешком. – Просто сейчас его видно.
На вершине холма, Ангрон рванулся к Пертурабо.
— Огонь, - проговорил тот.
Железный Круг подчинился. Снаряды размером в кулак вонзились в демона–примарха. Взрывы расплескались по медной броне. Брызнули ошметки плоти и кровь, растекаясь в черную эктоплазму после падения. Больше боевых единиц начали стрелять. Ангрон взревел, его крылья широко распахнулись, когда ракеты и лаз–лучи порвали их в клочья. Интенсивность огня была слепящей, будто решето злого света на фоне грозовых облаков. Ангрон шел вперед, пробиваясь сквозь огонь. Ихор капал из отрытых ран, с него слетали пепел и дым. Его плоть переделывала себя, даже будучи оторванной от него, наполняя его так, что он возвысился над гребнем холма, дрожа от ярости, излучая боль.
На мгновение, Аргонис подумал, что тварь падет. Затем она будто уменьшился. Раны затянулись. Доспех засветился белым и затек в дыры от пуль. Высокий звенящий шум наполнил голову Аргониса, вытеснив звук стрельбы и раскатов грома. Он не ощущал ничего, кроме боли, вонзившейся в плоть самой его души и выжигающей нервы, и он знал, что так будет продолжаться вечно, если только он не встанет, если только не изольет ее в мир яростью и не покроет руки кровью.
Ливень огня усилился, но Ангрон шагнул вперед, и взрывы и выстрелы исчезали в тени его фигуры. Демон, что был примархом, рванулся вперед.
Пространство сминалось от его движения. Очертания размылись в неясное пятно. Его крылья были разрезами быстрой тени, а бег – мгновением. Шторм тянулся за ним. Молния ударила в воинов и боевые машины. Танк взорвался, его боезапас и топливо детонировали, подбросив башню высоко вверх. Группа Пожирателей Миров превратилась в пепел, когда сила взрыва прошла через них. Кровь изжарилась и поднялась обожженными крупицами. Аргонис наблюдал за этим, неспособный пошевелиться, неспособный заставить себя действовать. Это был не просто зверь разрушения; это была сила уничтожения, не предназначенная для мира смертных.