Рабы
Шрифт:
Крестьяне, оказавшиеся в поле, подошли, говоря:
— Изобилие сему току!
— Изобилие, — усмехнулся Гулам-Хайдар. — Если наш мулла так молится за нас, погляжу, каково-то будет изобилие на ваших токах.
— Ты муллу не задевай, а то попадешь в неверные! — засмеялся один из крестьян.
— Если все это есть мусульманство, то пусть я буду неверным! — ответил Гулам-Хайдар.
Мулла, недовольный этим разговором, строго сказал:
— Не шути! Если я объявлю тебя неверным, тебя поволокут к казию, и он прикажет забросать тебя камнями как богоотступника, как «оскорбившего пророка».
Сафар,
— Ой, не пугайте нас, мулла. Мы и не такое видывали.
— А ты, видно, уже забыл, как висел на дереве? Чего лезешь в чужой разговор?
— Висел на дереве! Повесьте еще, сбросьте с башни. [77] Ну! — рассердился Сафар.
— К чему этот спор, о чем? — прервал муллу Назар-бай и кивнул Гулам-Хайдару: — Вставай. Бери решето. Займемся делом.
Гулам-Хайдар наполнил решето зерном.
77
…сбросьте с башни — Имеется в виду Большой минарет в Бухаре (XII в.), с которого сбрасывали преступников.
Мулла Науруз и Назар-бай стояли, раскрыв свои мешки.
С полным решетом Гулам-Хайдар подошел к ним.
— Это, — сказал Назар-бай, — за охрану зерна. Сыпь в мешок муллы.
Второе решето ушло к первому. Гулам-Хайдар наполнил третье решето.
Со стороны деревни показались деревенский имам, старшина, ведавший распределением воды, и цирюльник, бежавшие к току с мешками в руках.
— Это решето сыпь своему мулле за молитву! — сказал Назар-бай. — Четвертое — старосте за распределение воды. Пятое — цирюльнику за бритье твоей головы, как полагается истинному мусульманину.
Гулам-Хайдар, рассчитавшись с этими долгами, наполнил шестое решето.
— Это, — сказал Назар-бай, — сыпь в мой мешок, как десятую долю того зерна, которую ты уже высыпал.
— Разве одно решето составляет одну десятую от пяти решет? — удивился Гулам-Хайдар.
— Как только перевалило за четыре с половиной решета, уже считается десять полных решет. Это исконный обычай у нас в Бухаре! — объяснил Назар-бай.
— Пропади он пропадом, такой обычай, — плюнул Гулам-Хайдар.
— А ты захотел, чтоб из-за тебя нарушалось то, что установлено предками?
— «Обычаи народа равносильны велению Корана», — сказал мулла Науруз, повторив то же на арабском языке. — Так написано в книгах.
— Если б вы сейчас и не заговорили, все равно решето зерна вами уже получено.
— Когда один муравей тащит зернышко, другой муравей всегда помогает.
— Ты молчи да выполняй обычаи! — сказал староста Гулам-Хайдару.
— Если вы собрались на грабеж, грабьте сами, я вам не помощник! — отбросив в сторону решето, потерял терпение Гулам-Хайдар.
Он сел в стороне, обхватив руками колени и безнадежно глядя на свой урожай.
— В таком случае я его заменю, — сказал староста. Он сбросил халат, взял решето и подошел к зерну.
— Ваш мешок раскройте, брат Назар-бай! — предложил он арендатору.
После того как староста высыпал в мешок Назара-бая два решета, он предложил:
— Из расчета трех десятых сыпьте подряд два решета мулле Наурузу.
Так, не
Мимо проезжал на коне какой-то дервиш, [78] одетый в лохмотья. Остроконечная расшитая шапка высилась на его голове, раскрытый кокосовый орех [79] висел на животе, сухая полая тыква покачивалась на бедре. Длинную палку с острым наконечником он держал в руке, как копье. Дервиш подъехал и сошел с седла.
Воткнув палку в землю, он привязал к ней коня, вынул из переметной сумки две сдобных лепешки и тарелочку.
Положив лепешки на тарелочку, он подошел к току.
78
Дервиш — бродячий монах-мусульманин.
79
Кокосовый орех — Имеется в виду продолговатой формы чаша для сбора подаяний, сделанная из скорлупы кокосового ореха или из тыквы.
— Ёгу! Ёмангу! [80] Мой пир [81] — Бахауддин Накшбанди, — сказал он и поставил тарелочку перед муллой.
— А, пожалуйте, пожалуйте, Шараджаб! Только вас тут и не хватало.
Имам торопливо тут же разломал лепешку и принялся за нее. Назар-бай, староста, цирюльник — все потянулись за хлебом.
Когда на тарелке осталось два маленьких ломтика, Назар-бай толкнул тарелку к Сафару.
— Вы тоже ешьте. Хлеб дервиша — это святая жертва. Сафар даже не взглянул на хлеб.
80
Ёгу! Ёмангу! — восклицание, обращенное к богу.
81
Пир — старец, шейх, глава общины суфиев.
Но мулла, не отрывая глаз от двух ломтиков хлеба, торопливо проговорил:
— Ну, берите. Берите же! Разве вы сыты? А если сыты, предложите другим. А если никто не съест, съедим сами.
Сафар взял кусочек и толкнул тарелку к другим крестьянам. Каждый отламывал себе по крошке и передавал дальше.
Наконец один из крестьян пододвинул тарелку Гулам-Хайдару. На ней лежала хлебная крошка.
— Отведай и ты хлеба-соли святого человека. Возьмешь или нет, одно решето все равно уйдет ему.
Но Гулам-Хайдара одолевали гнев и обида.
— Нет, мне не надо. Это тоже отдайте тем обжорам, а то они голодны, — оттолкнул он тарелку.
Гулам-Хайдар заметил, что дервиш, отвязав свою лошадь, принялся кормить ее полуобмолоченным зерном в решете.
Порывисто вскочив, Гулам-Хайдар выдернул из земли копье-подобную палку дервиша и с такой силой ударил по лошадиной морде, что лошадь сперва вздыбилась, а затем кинулась бежать.
Схватив дервиша за ворот, Гулам-Хайдар закричал в ярости: