Ради любви и чести
Шрифт:
служили им, когда это было выгодно. Никаких сомнений, что лорд Питт
пообещал ему часть добычи, которая будет захвачена в замке Мейдстоун.
– Ты думаешь, лорд Питт даст тебе два месяца? – Мать встала с кресла.
У нее были светлые волосы и белоснежная кожа, и она до сих пор
оставалась такой же прекрасной, как и на портрете, где художник запечатлел
ее с отцом сразу после свадьбы. Несмотря на то, что она вырастила двух
сыновей, потеряла
волосах не было седых волос, а лицо оставалось гладким.
Она скользнула ближе к камину и протянула трясущиеся руки над
пламенем. Только вздувшиеся вены, которые стали более выразительными на
ее руках говорили о ее возрасте. И еще она стала более беспокойной, хотя, в
сложившейся ситуации, это не удивительно.
– Сегодня утром я напишу письмо лорду Питту и заверю его, что мы
возместим ему каждый пенни.
– Мы должны не только лорду Питту. – Сказала мать, потирая руки и
снова протягивая их к огню. – Мы в долгу перед многими соседними
лордами.
Открытые бухгалтерские книги на столе передо мной говорили мне о
многом. Я просидел над ними несколько часов, но почти ничего не сделал с
тех пор как вернулся домой два дня назад. Я запустил пальцы в волосы, провел рукой по щетине на щеках и подбородке. Я себя еле сдерживал, чтобы
не ворваться в комнату брата и не избить его, как он того заслуживал! И не
имело значение, что он страдал весь этот год. Это не могло быть
оправданием, чтобы безнаказанно тратить фамильное имущество.
– Олдрик – дурак! – Не смог сдержать я разочарования.
Голова и плечи матери поникли:
– Если бы я только могла ему помочь…
– Не вини себя.
Она всегда была мягкой и снисходительной к нам, а за дисциплину
отвечал отец. Но я не винил ее. Только Олдрик во всем виноват. Я сдержал
желание избить его и отогнал мысли о том, что он причинил столько
беспокойства матери. Подошел к ней и нежно положил руку ей на плечо. Она
подняла на меня широко раскрытые голубые глаза. Я был похож на нее
только глазами. Остальное: темные волосы, смуглая кожа, высокий рост, широкие плечи мне достались от отца, потомка скандинавов, длинной
родословной которых он так гордился.
Мать грустно улыбнулась и сжала в ответ мою руку:
– Мне жаль, что тебе пришлось вернуться при таких ужасных
обстоятельствах.
Я вспомнил об ужинах, которые устраивала той зимой герцогиня
Ривеншир в честь возвращения мужа: безмятежность, игры и смех, стайки
леди, толпившихся вокруг меня. Думаю, герцог
сэр Коллин, женились не так давно после нашего возвращения. Но пока еще,
несмотря на огромное количество благородных леди в Ривеншире, никто не
привлек мое внимание. В сравнении со справедливой и доброй леди Розмари
– женщиной, за которую я честно сражался год назад, любая была бы в
проигрыше. Боюсь, я никогда не встречу девушку подобную ей. Но я
надеялся, что найду девушку, которая будет мне близка по духу. Если мой
отец смог очаровать такую женщину как мать, то и я смогу найти такую же
спокойную, элегантную и красивую.
– Я рад, что ты позвала меня. – Уверил я мать. – И я сделаю все, чтобы
помочь вам.
– У тебя уже есть какие-то мысли?
– Что вы уже предпринимали?
Жар от огня окутал меня, вытесняя холод, который стоял в дальней
части комнаты. Апрель принес с собой весеннее тепло, но толстые каменные
стены замка еще не оттаяли.
– Я перепробовала все. – Она устало вздохнула, ее плечи снова
опустились. – Петиции, дополнительные займы, более высокие налоги. Я
даже подумывала о том, чтобы разделить землю между соседями.
– Нет. – Я покачал головой. – Без земли и доходов, которые она
приносит, мы потеряем Мейдстоун.
– Это реальная опасность, – прошептала она.
– Я этого не допущу.
Я снова запустил пальцы в волосы, теряясь в догадках, как нам
выплатить огромные долги, которые мой брат накопил за последние месяцы, играя в азартные игры. Я провел много часов на коленях в часовне, умоляя
Бога дать мне ответ. Но сейчас он казался молчаливым и невероятно
далеким.
Мать теребила висящую жемчужину на поясе платья:
– У меня осталось только два способа спасти Мейдстоун.
Я выжидающе посмотрел на нее.
– Но я не очень хочу говорить об этом, – продолжала она. – А других
вариантов у меня нет.
Что-то в ее голосе заставило меня занервничать. У меня возникло
подозрение, что мне не понравятся ее предложения. И когда она подняла на
меня извиняющиеся глаза, подозрение перешло в уверенность.
– Мы могли бы продать картины и реликвии, – сказала она, бросив
взгляд на новый медальон, который я привез домой недавно.
– Нет. – Протест пронзил меня так же остро, как острие кинжала. – Ни
в коем случае.
Многие из этих реликвий хранились в семье на протяжении