Ради любви и чести
Шрифт:
десятилетий. Они были бесценны не только по стоимости, но и в
историческом плане, это были произведения искусства и красоты. Наша
семья стала их спасителем и хранителем. Сохранить их – наш священный
долг перед будущими поколениями.
– Я знаю нескольких семей, которые могут быть заинтересованы в них.
– Я даже думать об этом не буду.
Никто другой не смог бы осознать их истинную ценность. Я скорее
потеряю Мейдстоун, но сохраню фамильные ценности, так
сможет оценить их по достоинству. После всей тяжелой работы, которую
проделали мои предки, чтобы защитить их, я не мог отказаться от них.
– Никакая компенсация за них не сможет оправдать сделку.
Мама вздохнула, словно предвидя мой ответ.
– Какой второй способ? – Спросил я, готовясь к чему-то столь же
ужасному.
– Договор, – начала она, затем снова потянулась к жемчужине на своем
платье.
– Что за договор?
– Брачный. С богатой молодой аристократкой. – Я начал было качать
головой, но она торопливо продолжила. – Большое приданое сможет покрыть
долги.
– Я никогда не женюсь на женщине из-за денег. – Я с отвращением
выплюнул эти слова. – Только по любви.
– Люди женятся по самым разным причинам, и не последнее место
занимает финансовая сторона вопроса.
– Я не стану использовать женщину таким образом.
– Не «использовать». Такой союз был бы взаимовыгодным.
– А что я предложу невесте, особенно сейчас, когда моя семья
находится на грани нищеты и ей грозит война с разъяренными соседями?
Как младший сын, я вообще мало что мог дать женщине. Но сейчас…
У меня осталось еще меньше.
– У тебя имя Виндзоров, кроме того, сам брат короля посвятил тебя в
рыцари. – Ее голос стал более страстным. – Не говоря уже о том, что ты
унаследовал отцовское обаяние, красивую внешность и отвагу.
Я отрицательно покачал головой. Какую женщину заботят такие вещи?
– Если приданое спасет нас, то пусть Олдрик женится из-за денег – это
ведь он поставил нас в такое положение.
Слова замерли на губах матери, и подбородок опустился. Она
отвернулась от огня и направилась к креслу, с которого встала, и грациозно
опустилась и расправила платье вокруг ног. Хотя внешне мать казалась
спокойной, по осанке было заметно, что она расстроена и подавлена.
Я и без слов прекрасно понимал, какие мысли вертелись у нее в голове.
Боль Олдрика была слишком сильной. Он скорее умрет, чем жениться еще
раз. Возможно, именно это он и делал – медленно убивал себя, чтобы не
смотреть в лицо своей опустошенной жизни. Если кто-то из нас и сможет
жениться, чтобы спасти Мейдстоун, то это только я. Я тот, кто должен
откинуть
семье. Олдрик больше не был способен на это, если вообще был когда-то
способен.
Я долго смотрел на дверь, отделяющую меня от брата. Несмотря на его
глупости, я любил его. Я молился, чтобы Бог помог ему вылечить
израненную душу. И я любил свою мать. Я не хотел, чтобы она погибла. Я не
хотел, чтобы она страдала. Но это случится, если лорд Питт выполнит свою
угрозу и нападет на Мейдстоун через месяц или два.
Но как я мог жениться на женщине только ради ее приданого? Мать
была права: браки часто заключаются без любви, но я не мог отделаться от
чувства, что обесчестил бы женщину, женившись ради ее денег. Смогу ли я
смириться с самим собой, зная, что обесчестил свою жену? А как смириться с
собой, если я не женюсь ради так необходимых денег? Я один мог спасти имя
Виндзоров, поместье и земли, которые основали мой отец и наши предки. Я
один мог защитить мать и брата. Я один был способен защитить честь моего
отца.
– Значит другого выхода нет? – Наконец, хриплым шепотом спросил я.
– Кроме брака.
– Это единственный выход, – сказала мама, и в ее голосе прозвучала
решительность.
Я проглотил все дальнейшие возражения.
– Тогда пусть будет так.
Глава 2
Месяц спустя
– Для чего мне мужчина, управляющий моей жизнью? – заявила я, отворачиваясь от окна и переводя взгляд на бабушку, сидевшую напротив
меня. – Зачем мне нужен человек, который будет указывать мне, что делать?
Ты и сама прекрасно справляешься с этим.
– Да, справляюсь, – согласилась бабушка, слегка поджав губы, такие
морщинистые, что складывалось впечатление, будто она все время
потягивает уксус.
Длительная поездка в экипаже по едва заметным дорогам в последний
час стала просто невыносимой. Грязь, бурелом и колеи стали более
ощутимыми в лесу. Майское солнце не могло пробиться сквозь густую
крону, и теперь мы расплачивались за это.
Поскольку обе наши горничные сидели рядом с нами, места, чтобы
вытянуть ноги практически не было. Сказать, что мы чувствовали себя
стесненно и неудобно, значит, ничего не сказать. Карета, затянутая в
роскошные толстые гобелены, с раскиданными мягкими подушками, была
запряжена пятью прекрасными чистокровными лошадьми. Многие знатные