Радость и страх
Шрифт:
Когда работы закончены, он приглашает на званый завтрак мэра Пайнмута и нескольких местных тузов и за столом произносит длинную речь о том, что долг всякого англичанина - поддерживать искусство. Он говорит о погибших в последней войне и о прекрасном памятнике, призванном увековечить победы, ради которых они жертвовали жизнью. И сам он, и некоторые из гостей льют при этом вполне искренние слезы; а затем фотограф из "Пайнмут газетт" снимает всю группу вместе с аркой. Корреспонденция занимает целый газетный столбец под заголовком "Арка победы спасена для Пайнмута. Патриотический поступок полковника Бонсера, владельца "Бельвю". Памятник
Но никто не удивляется, что неделю спустя арку венчает огромная вывеска и кричит сине-красными трехфутовой высоты словами: "ОТЕЛЬ БЕЛЬВЮ. ГАРАЖ. ТАНЦЫ". Доволен даже председатель комиссии по делам искусств, ведь он один из кредиторов, а он сам видел, что во дворе отеля уже полно машин.
95
Вполне вероятно, что гостиницу "Бельвю" действительно спасла арка и слово "ТАНЦЫ" на вывеске. Последние два года вся Европа помешалась на танцах. В каждом городе открываются огромные танцевальные залы; те же самые газеты, что пишут о нищете и страданиях, о падающем франке и обесценившейся марке, описывают ночную жизнь, как никогда веселую и расточительную. Словно война, сломав старые устои, швырнула людей, хотели они того или нет, в какое-то новое общество, вовсе без устоев, более примитивное, более смешанное. Богатых она разорила, а миллионам тех, кто едва сводил концы с концами, дала то немногое, чего им не хватало, чтобы покупать себе свободу и роскошь хотя бы по выходным дням.
Табиту поражает поток веселящейся публики, который бурно несется через "Бельвю", - люди молодые и старые, располагающие, судя по всему, неограниченным досугом и средствами, одетые во все новое, модное и свободные от каких-либо моральных запретов.
– И откуда они берутся?
– недоумевает Табита.
– Мне казалось, что все разорены.
– Как же, разорены, - возражает Бонсер.
– Банкроты воют, а ты посмотри, что творится у Вулворта. А лавчонки, а мелкие фабрики! Причем эти, новые, не скопидомы. Разжились бумажками - значит, трать, не жалей.
В "Бельвю" теперь танцы три раза в неделю; летом все номера заняты. Табита на ногах с шести часов утра, а ложится часто за полночь, потому что у популярности "Бельвю" есть и оборотная сторона: сюда устремляются девицы, которых Табита называет "современными", у которых, по ее словам, "нет совести".
– Не могу я быть спокойной, пока танцы не кончатся и они не уберутся.
Ее приводит в ужас, что совсем молоденькие девушки по два раза в неделю приезжают в "Бельвю", танцуют свои чечетки и танго, втихомолку напиваются и уезжают в какой-нибудь темный проулок, где можно погасить фары.
Часто такие машины стоят штук по десять впритык одна за другой, и во всех темно и тихо, разве что прозвучит смешок или чуть слышный вскрик.
Табита взывает к Бонсеру, но тот, к ее удивлению, принимает все это спокойно.
– Ничего, ничего. Пусть их. Им хорошо, значит, и нам неплохо.
– Но, Дик, а как же наше доброе имя, а вдруг нас лишат разрешения на торговлю вином? Ты, наверно, не представляешь себе, до чего это доходит.
– Ладно, старушка, я этим займусь. Спички есть?
– С каждым днем его сигары становятся длиннее и толще,
Табита, оставшись в "Бельвю" хозяйкой, дает знать в полицию про машины в проулке. А однажды вечером велит Тэри изгнать одну юную парочку из танцевального зала.
На это Бонсер очень рассердился.
– Ты что, хочешь нас разорить?
– Но, Дик, ты бы их видел. Это было отвратительно, просто гадость.
– О черт, ну не ходи в зал, если не хочешь видеть, как люди развлекаются.
Он ворчит еще долго. Приказывает, чтобы в нишах опять приглушили свет, а в саду построили несколько новых беседок.
– По-твоему, они зачем сюда ездят, проповеди слушать? Я не против того, что ты верующая, я сам верующий, но всему свое время, оставь это для воскресений.
Табита в тревоге. Она видит, что "Бельвю" с его барами, его статуями и картинами академической школы, с диванами в темных углах и танцами при затененных лампах приобретает облик более чем фривольный и что происходит это "по желанию Бонсера. Она не говорит себе: "Дик - законченный эгоист. Он взял мои деньги, чтобы снова встать на ноги, а со мною ласков только потому, что я заведую его гостиницей", но истинное положение видит ясно. Все ее счастье зависит от того, много ли от нее будет пользы.
И от страха, что перестанет приносить пользу, она убеждает себя: "А может быть, Дик прав? Пожилые женщины часто бывают чопорны. Может быть, я немножко старомодна?"
Она обходит стороной зал, когда там танцуют, и, хотя ей не всегда удается обойти стороной парочки, занявшие диваны или сидящие в саду в одном кресле, она только отводит глаза и старается убедить себя не быть чопорной и старомодной.
Но как-то вечером горничная докладывает ей, что в номере у одного молодого человека обнаружена полураздетая женщина.
Табита велит девице покинуть гостиницу, и вспыхивает громкий скандал. Девица выпила, в выражениях не стесняется и одеться отказывается наотрез. А одевшись наконец по настоянию молодого человека, выходит на лестницу и орет, что не даст себя пальцем тронуть, что никто не выгонит ее из этого кабака.
Табита, до смерти напуганная безобразной сценой, но движимая твердым намерением пресечь это неприличие, наступает на девицу с выражением отчаяния, которое можно принять за свирепость, и та, не выдержав, опрометью мчится через вестибюль, полный навостривших уши гостей, к парадной двери. На пороге она оборачивается и пускает прощальную стрелу: Это только вы, старые кошки, во всем видите дурное. Ваше-то время прошло, вот и завидуете. А что у вас под носом, того не видите. Как там дела у полковника с мисс Спринг?
После чего она исчезает, а Табита идет к себе в контору. С виду она полна достоинства, но колени дрожат. Она думает: "Дик мне этого никогда не простит. Но откуда мне было знать, что она так расшумится, да еще и его припутает?"
Мисс Спринг работает в отеле бухгалтером. Коренастая блондинка с круглым кукольным лицом, на котором, как и у многих кукол, написано невозмутимое самодовольство. Очень толковая, сдержанная, очень вежлива с Табитой, а с Бонсером, кажется, никогда и не разговаривает. Скорее уж, он дарил своим вниманием регистраторшу, девушку некрасивую, но бойкую, к ней Табита его иногда ревновала.