Радуга в сердце
Шрифт:
Волосы русые, кожа бледная, угловатые коленки…
На шее холодным блеском мерцает тонкая нить. Она ведёт мой взор вдоль расстёгнутой на несколько пуговиц горловины рубашки к небольшому кулону с двумя рыбками, покоящемуся в ложбинке на груди.
Я не сразу соображаю, что, по сути, тупо пялюсь на её сиськи в показавшемся в просвете одежды чёрном гладкой белье. Лишь заметив движение – определив это первой, Аня меняет положение тела и, выпрямив спину, быстро застёгивает одну из пуговиц, – я тут же спохватываюсь, и мой, до того откровенно изучающий, а теперь
– А я Ваня Иванов, – неожиданно даже для себя представляюсь я и вновь переключаюсь на пыль и пол. – Но пацаны обычно Радугой зовут. Ты, если хочешь, можешь называть меня так же, я не жадный.
– А почему Радуга? – тихо спрашивает она.
Я пожимаю плечами.
– Ну, просто шапка у меня похожая была. А вообще радугу же все любят, наверное, поэтому.
Тут я бросаю взгляд уже сознательно, проверяю реакцию, подумает ли, что я кретин или нарцисс. Наверняка подумала, но виду почему-то не подаёт. Только слегка улыбается, но улыбка у неё добрая. Да и сама она милая, не знаю, за что эти полудурки с ней так…
Наконец до меня доходит, что никакой Вован давно не ломится, а я расселся тут как король на именинах и имею все шансы опоздать на последний на сегодня маршрут.
Встаю, выуживаю из кармана смартфон и, смахнув непринятые от полоумной, вникаю в цифры на экране. До автобуса двадцать минут, успею. Кидаю взгляд на Аню, что уже тоже поднялась и пытается совладать с дверью…
Она снимает цепочку, щёлкает замком… А я приваливаюсь к этой самой двери плечом и в который раз залипаю, невольно изучая её профиль, хотя обещал себе так не смотреть. Я фиг знает почему, но почему-то не могу оторваться. И вряд ли дело в шрамах, их сейчас не видно совсем… У неё красивые губы. А ещё вздёрнутый нос, длинные ресницы и… ага, согласен, дебил. Опять на неё пялюсь и напрягаю. Усилием воли прекращаю страдать фигнёй.
– Спасибо, Ань, ты меня очень выручила, – говорю полушёпотом.
– Да не за что, – отвечает она.
И что в ней больше всего цепляет – так это голос. Никогда не слышал ничего более завораживающего, чем он.
Глава 10
– Парни, вы б знали, как я рад вас видеть! – ору я сквозь Максовы пьяные вопли и рвущие перепонки басы.
Я тоже пьян, и, развалившись на диване, мы обнимаемся все втроём и клянёмся друг другу в вечной любви.
Ксюха Кондрашка с нами, снимает весь этот беспредел на свой смартфон.
– Максим, заглохни! – «рулит» она. – Радуга, ну-к рассказывай, как тебя в твоей новой школе встретили? И самое главное – кто тебя побрил?
– Шикардос, Ксю, не парься! – несу я какую-то дичь и показываю жестом «окей», криво приложив непослушную кисть к глазнице.
– Неет, так не пойдёт, давай в подробностях, что да как, нам же интересно!
– Тёлочки есть там, снегурки есть? – оживает навалившийся справа Олень.
У Оленя есть бесячая манера называть всех красивых девчонок
– Девчонки там отпад! Особенно одна… Красотка, короч, вы вообще таких не встречали!
Кондрат, параллельно бубнящий что-то нечленораздельное, треплет меня по голове, отчего мой клоунский парик, забытый у него в прошлый раз, съезжает набок. Поправляю.
– Ну ты чё, – не унимается Никитос, – успел хоть облапать её под партой?
– Кого? – хмурюсь я, пытаясь поймать ускользающую нить разговора. – Да не, мы вообще с ней не вместе сидим.
– Ну, а с тобой-то кто? – вновь подаёт голос Ксюха. – По-любому ж, небось, с девчонкой сел!
– Куда посадили – туда и сел, – отвечаю, пытаясь отвертеться от Кондрата, который чуть ли не лизаться ко мне лезет, и в то же время скинуть надоедливый локоть Никитоса.
– Так облапал или нет? – что-то заклинило последнего. – Ну, хоть за ляху-то подержался, ну, хоть чуть-чуть?
– Да нет же! – психую я. – Со мной вообще сидит девчонка… у неё там не лицо, а п-полная задница!
Подвальные стены тут же сотрясаются от хохота. Когда я вот так взрываюсь – почему-то всем дико смешно.
– Что, прям совсем уродина?
– Не, чё, прям… реальный фарш?!
– Отвали, Олень! Говорю же, полнейший. Там у неё ожоги, к-короче, от брови до брови… То есть, не от брови до брови, а от подбородка до п-подбородка… Да б**! Короч, от***сь все от меня!
Я вообще-то редко ругаюсь матом. Я ж воспитан как благородная девица почти. Просто иногда, особенно когда вот так всем скопом наседают, всё моё благородство отправляется к чёрту. Ничего не могу с собой поделать.
**
Следующим утром я обнаруживаю своё покрытое мурашками туловище в антураже подвальных стен и всякого шлака. Лежу на диване – протёртом, замызганном, пропитанном никотином и я фиг знает чем ещё – в окружении пустой пластиковой тары, бычков и лузги от семечек, и, самое главное, в гордом одиночестве и практически гробовой тишине.
Единственное, что тревожит мои перепонки – это треск перегорающей лампы, которую Кондрат всё никак не удосужится поменять.
Провалиться в забытьё мне не позволяют физические потребности, и я делаю попытку придать своему бренному телу вертикальное положение и подобающий разумному существу вид. Встаю у стола, покачиваясь, требуха в башке понемногу начинает варить. Где все? Вот что меня сейчас волнует. Как эти изверги могли оставить меня одного?
Главное, свет горит, а я никого не наблюдаю.
Не очень послушные ноги несут мой разбалансированный организм прямиком к выходу. Падаю на железную дверь плечом, толкаю… Не открывается. Толкаю ещё… Меня, похоже, ещё и замуровали… демоны.
Припоминаю вчерашний вечер, как оказался в аналогичной ситуации на чужом балконе. Припоминаю Аню… Хорошая девчонка. И очень ничего, на самом деле… Просто однажды, видимо, был абсолютно не её день…
Начинаю психовать из-за двери. Достаю телефон, но тут, как обычно, не ловит. Оглядываюсь – всё-таки, придётся лезть наверх.