Раиска, Люська, ветераны спорта и «Тишина»

Сысоева Маргарита

– Тем, что на пенсии решили сноуборд освоить?

– Нет, это как раз нормально. Тут другое. Я ему наверху говорю: «Классно у вас жена катается», а он задергался, головой завертел. «Где?» – спрашивает. Можно подумать, есть варианты. Склон-то один.

– Я тоже заметила. Но самая чудная здесь Катя. Что она все время ищет? Сегодня, еще до рассвета кто-то ходил вокруг нашего дома. По-моему, пытался заглядывать в окна.

– Палыч?

– Я тоже сначала так решила. Подумала, что снег отгребает. Но рядом с Палычем всегда собака, а собачьих следов у дома не было.

А может, это Александр? Он во сколько ушел?

– После тебя мы полчасика посидели, не больше. Вино допили, и он ушел. Намекал на продолжение, но ненавязчиво. Я так хотела спать, что сделала вид, будто не понимаю.

– Да, Александр производит впечатление нормального. С чего бы ему на рассвете под окнами слоняться? Но ты на всякий случай глянь, может букет на подоконнике найдешь?

– Какой букет? – Люська обвела рукой заснеженный пейзаж.

– Из еловых веток, из сухоцветов, из конфет. Захочет – организует. Но я про Катю. Музей ограбили, какую-то ценную «Тишину» украли. Тут же здесь появляется Катя. Дорогу заметает. Здесь ни ее, ни картину сейчас никому не найти. Но как только появится дорога, ею плотно займутся. Не так много работников в их музее. Всех должны проверить.

– Голова! – Люська уставилась на меня в немом восхищении. – Она ничего не искала в трансформаторной будке и в могиле. Она прятала! Надо найти и перепрятать.

– Думаешь, она может украсть ценную вещь из музея? – засомневалась я.

– Ты эту Катю видела? Она со своей бестолковостью может все! – припечатала Люська. – Тем более, они с женихом планируют переезд на крутой горнолыжный курорт. А с деньгами можно замахнуться на Альпы!

После обеда, пока не стемнело, решили прогуляться до церкви. Хотелось позвонить семье. Все-таки учебный год, я очень рисковала, уехав на неделю и оставив их наедине с уроками. Муж не в счет. Максимум, что он может сделать, придя с суточного дежурства, это спросить, сделаны ли уроки, и, получив утвердительный ответ, завалиться спать.

На ступенях церкви опять встретили Мишу и Машу. Они были вежливы, но не так радушны, как накануне.

– Как сноуборд? – поинтересовалась я.

– Пока непонятно, – ответила Маша.

– Но интересно, – подхватил Миша.

– Будете продолжать? – уточнила Люська.

– Непременно!

– Обязательно! – почти хором ответили Миша и Маша.

Мы проделали привычный путь наверх. Дверь я заложила на засов, но замок предусмотрительно оставила внутри. Звонки много времени не заняли. Однако быстро темнело, возможно потому, что с севера наползала огромная снеговая туча. Люська безуспешно пыталась посмотреть прогноз погоды.

– Закругляйся, теперь даже я точно предсказываю снегопад. Просто посмотри на небо.

Люська посмотрела, и мы начали спускаться.

На лестнице царила почти кромешная тьма, так что спускались мы на ощупь и очень медленно, боялись покатиться вниз головой со скошенных ступенек. Ближе к окончанию спуска в стене было оконце, но на улице уже порядком стемнело, и света от него было немного, тем более, лестница делала поворот.

Подойдя к двери, остановились, я попыталась нащупать замок. В церкви кто-то был. Голоса звучали вначале невнятно, мы замерли. Звук стал четче. Видно, говорившие подошли к алтарю. Их было, как минимум двое. Женщина, похоже, молилась. Мужской голос пока звучал неразборчиво.

– Имей совесть, ты же в храме, – одернула женщина. – Попробуй еще раз позвонить.

– Так звоню, трубку не берет.

Чиркнула спичка.

– Ну и темнота. Посвети сюда.

– Все, говорю, нормально, – мужской голос стал четче. – Хоть сейчас вынесу.

– Даже не вздумай!

– А что такого? Подумаешь, одной больше, одной меньше. Я лампочки поменял. Никто и не заметит.

Не то, чтобы мы чего-то опасались. В эту церковь все приходят звонить и молиться. Но следующие слова заставили нас затаить дыхание. Еще бы сердце так громко не стучало!

– Сказано, не трогай! Она художник! Ждем. Зачем днем трактор в деревню гоняли?

– Тоськина тетка к врачу ездила.

– К какому еще врачу?

– Отдыхает тут один. Теть Мапа с утра вместе со всеми приехала. Днем – обратно. Не торчать же ей тут до вечера. У нее дома хозяйство, скотина.

– Знаю я это хозяйство. Аппарат у нее дома круглосуточный работает. Врач не ворчал, что ему отдохнуть не дают?

– Нет, он с пониманием. Видит людям тут помощи нету. Он и Катьку вчера спасал.

– А с ней-то, что опять случилось?

– Электроподстанцию разнесла.

– Да что ж за напасть такая! Не сильно пострадала?

– Нет, работает.

– А Катька?

– Тоже работает.

– Вижу, отбою от клиентов нет. Все бы так. Не отвечает?

– Молчит. А художница в розовом или в синем?

– В розовом. Вопрос не обсуждается, слишком опасно, ждем. Смотри только, что б никто.

– Лады. Но цену настаивают поднять.

– С чего? Все было договорено.

– Время идет, дела не делаются. Простой.

– Простой? Поди у теть Мапы третий день без сознания лежат. Пускай еще отдохнут. Пойдем, тьма кромешная, сейчас снег повалит.

Мы выждали некоторое время после того, как шаги затихли.

– Что это было? – обалдело спросила Люська.

– Ты у меня спрашиваешь? Я вообще-то опасная женщина-художник, которую трогать нельзя, надо ждать.

– Может, не ты? Что тут других теток нет? Маша, Аленушка, Зая. Еще семья из четырех человек. Может у них мать – художник.

Мы вышли из церкви. На улице было немного светлее. Крупными хлопьями валил снег.

– Я вообще-то дизайнер интерьеров. И здесь никто про это не знает.

– Нет, Раиска, ты художник.

– Почему?

– Здесь все знают, что ты художник, – упорствовала Люська. – Я так написала в анкете для карточки постоянного клиента.

– Зачем?

– «Дизайнер интерьеров» слишком длинно, мне было лень.

– По-твоему, они вывесили мою анкету на всеобщее обозрение?

– Не думаю, но кто-то при желании мог ознакомиться.

– Иванов тут не первый раз, и никто не знает, кто он на самом деле.